Иван Стрельцов - Спецназ не сдаётся

— У тебя что, руки болят? — набив полный рот, не совсем членораздельно спросил Толик.

— Не понял? — удивленно переспросил Тимур, забыв шутку студенческих лет.

— Наливай, говорю, — пояснил свою мысль гость.

— А-а...

Снова выпили, Тимур по-прежнему ничего не ел. Сафин наконец набил свою утробу. Расслабленно облокотившись спиной о шершавую стену бокса, он обратился к Тамерлану:

— Тим, дай закурить.

Тот подвинул пачку сигарет и лежащую на ней зажигалку. Сафин прикурил, задрав голову к потолку, выпустил вверх струю дыма и произнес расслабленно:

— Как говорил Иван Васильевич, тот, что меняет профессию, лепота.

Московский резидент, наблюдая за журналистом, безошибочно определил, что последствия отравления клофе-лином прошли и Сафин сейчас в благодушном настроении, с ним уже можно работать.

— Ну что, по третьей и перейдем к делам? — спросил Тимур, гость кивком великодушно разрешил ему опустошить бутылку.

Они снова выпили, потом еще немного покурили, после этого Тимур затушил окурок и произнес бесстрастным деловым тоном:

— Теперь о деле.

В течение получаса Гафуров посвящал Анатолия Сафина в детали тщательно разработанного плана. В течение разговора он время от времени наблюдал за реакцией гостя. Сперва в глазах журналиста исчезла алкогольная расслабленность, ее сменил профессиональный интерес. Но вскоре животный страх вытеснил журналистский интерес. Тимуру не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, откуда произрастает этот страх. Одно дело ездить по приглашениям к полевым командирам и писать гневные статьи о федералах или хвалебные пасквили о боевиках (в зависимости от заказа). И уж совсем другое самому принимать участие в оперативной разработке, целью которой является ликвидация. Даже без политики хватит надолго сесть по криминальным статьям.

Анатолий неожиданно ощутил жуткую жажду, сейчас он меньше всего думал о статьях Уголовного кодекса. Внезапно он понял, что после этого дела он станет лишь нежелательным свидетелем.

— Что-то непонятно? — закончив изложение плана, спросил Тимур.

— Непонятно только одно, — медленно проговорил Анатолий, стараясь при этом не смотреть в глаза собеседнику. — Моя задача вскрыть акцию по ликвидации перебежчика российскими спецслужбами. Так для чего мне следовало ехать сюда, мотаться по гарнизонам? Я ничуть не хуже написал бы статью, сидя в Москве...

— Конечно, — согласился Тимур, — только в этом случае возникает много ненужных вопросов. А так выходит, что информацию о ликвидации журналист получил после командировки в «горячую точку». Пока проверял ее, ликвидация произошла. Никто к тебе не сможет придраться. Это первое. Второе, на базе отдельного батальона морской пехоты ты был?

— Конечно, — поспешно подтвердил Анатолий. И для большей убедительности добавил: — Я там полкассеты снимков наделал.

— Хорошо, впоследствии они пригодятся для создания верной картинки. Дело в том, что наш главный «исполнитель» — пленный морпех из этого батальона.

— Почему сразу не сказал? — искренне возмутился Сафин. — Я бы навел о нем справки.

— Это излишне, — отмахнулся Тимур. — Там ведь тоже не дурачки командуют, кроме того, есть разведка и особый отдел. Все это могло создать лишние хлопоты.

— Хорошо, — согласился журналист. В конце концов, это задумка чеченцев, пусть что хотят, то и делают. Его волновал другой вопрос. — Что произойдет с исполнителем?

— Он погибнет сразу, как только выполнит порученное задание, — честно признался Тамерлан.

— А со мной? — Сафин, задав этот вопрос, уставился в лицо бывшего сокурсника, ныне работодателя.

— Ты создашь мощную сенсационную бомбу и продашь какому-нибудь информационному агентству. То, что получится грандиозный скандал, можешь не сомневаться, — ответил спокойно Тимур. На его лице не промелькнуло никаких эмоций, он говорил правду, а не выкручивался.

— Ну а после «взрыва» этой сенсации мне не понадобится скоропостижно погибнуть, как выполнившему свою миссию?

— Мы платим тебе пятьдесят тысяч баксов, потому что ты помогаешь нам осуществить нашу программу-максимум. Когда ты ее выполнишь, нам крайне важно, чтобы рупор «свободолюбивого народа» был в целости и сохранности, хотя бы для того, чтобы в будущем воспользоваться твоим «золотым пером». И к тому же ты главный наш свидетель в причастности к ликвидации российских спецслужб. Которые, кстати, не тронут тебя, потому что их интерес в твоей гибели будет виден невооруженным взглядом. Они будут искать доказательства обратного. Но им это вряд ли удастся, потому что после твоей «бомбы» слишком многие полетят со своих мест. А ты сможешь обратиться в посольство США с просьбой дать политическое убежище из страха мести спецслужб. И будь уверен, дадут.

— Черт, как же я этот вариант не просчитал? — почти шепотом произнес Анатолий. Чеченцам убивать его действительно не с руки. А вот политическое убежище — это реальный шанс. Тогда можно рассчитывать на Пулитцеровскую премию, после которой он спокойно может засесть за книгу, а еще лучше, за сценарий для Голливуда. А это уже совсем другая жизнь.

Несколько секунд Сафин молчал, Тимур по его отрешенным глазам видел, что он что-то лихорадочно соображает. Наконец Толик вернулся в реальность и, подмигнув хозяину бокса, весело произнес:

— Знаешь, друг Тимка, а не придать ли нам твоей операции красочное литературно-правдивое оформление?

— Готов выслушать любые предложения, — усмехнулся Тимур.

Три недели, проведенные в плену у боевиков, не прошли для Виктора зря. Каждое утро его вели по винтовой лестнице в тир, где он, изображая «косорукого урода», по-прежнему стрелял мимо мишени. Косолапо передвигался с пистолетом и зубрил наизусть расположение усадьбы и внутренних помещений. По вечерам, когда его запирали в камере, он до седьмого пота по четыре часа тренировался, отрабатывая наиболее эффективные приемы и связки. Только далеко за полночь он ложился на лежак и засыпал тяжелым сном без сновидений.

За три недели тренировок его тело вернуло прежнюю форму, четко обозначив рельеф мышц, хотя лицо осунулось и под глазами появились темные круги. Джавдет, контролирующий пистолетную стрельбу, заметил перемену в пленнике, истолковав ее по-своему:

— Кормят тебя хорошо, дают много отдыхать. Почему худеешь, как узник Бухенвальда? Боишься?

— Боюсь, — честно признался Виктор.

— Вах-х, не джигит, — брезгливо сказал Гонза, протягивая пленнику заряженный пистолет. Больше он не обращал внимания на худобу Савченко.

Этим утром было все как всегда. Двое автоматчиков из президентской гвардии привели его в тир. Невозможность унижения или физического рукоприкладства к пленному сделала конвоиров немного человечнее, они время от времени заговаривали с ним, и вскоре Виктор уже знал, что одного из них зовут Хохи, а другого Имрам.