Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

Поскольку разжиться здесь бензином им явно не светило, а ни один двигатель внутреннего сгорания, даже сделанный в Британии, не может работать на голом принципе, Юрий отыскал в багажнике мятую жестяную воронку и перелил в бензобак «лендровера» содержимое предпоследней канистры.

— Недавно мне на глаза попалась реклама какого-то благотворительного фонда, — под бульканье исчезающего в горловине бака бензина вполголоса, ни к кому конкретно не обращаясь, произнесла Даша. — Вы же в курсе, что в этом году умер основатель корпорации «Эппл». Так вот, там, на рекламе, эмблема «Эппл», это их надкушенное яблоко, и подпись: «Умер один — рыдают миллионы». А рядом — силуэт Африки. И тоже подпись: «Умирают миллионы — не плачет никто».

Быков промолчал, с мрачным видом катая носком ботинка пятнистую от жара пулеметную гильзу. Юрий завинтил пробку бензобака, отнес в багажник пустую канистру и воронку и уселся за руль — была его очередь вести машину. Он тоже промолчал, уклонившись от участия в дискуссии по поводу бедственного положения коренного населения Африки: предложить решение проблемы он не мог, а впустую сотрясать воздух не было настроения. У него за спиной, на заднем сиденье, щелкнула зажигалка, и сразу же потянуло дымком, который, несмотря на жару, показался неожиданно вкусным, ароматным — наверное, потому, что хотя бы отчасти забивал удушливый запах пепелища.

Старый баобаб, в тени которого осталась сгоревшая заправка, еще немного помаячил в пыльном боковом зеркале и окончательно скрылся из вида. Местность становилась все более холмистой, изрезанной, темные пятна зарослей увеличивались, разрастались, сливаясь друг с другом, и время от времени дорога ныряла в то, что можно было бы назвать перелесками, если бы дело происходило в России. Здесь было относительно прохладно и сумрачно из-за сплошного полога смыкающихся над дорогой ветвей. С этого зеленого свода свисали перепутанные канаты лиан и других растений-паразитов, в зеленом сумраке громко что-то обсуждали, перепархивая с ветки на ветку, яркие, как бред сюрреалиста, птицы, в профиль напоминающие карикатуру на лицо «кавказской национальности». В памяти сами собой всплыли навсегда, казалось бы, забытые названия — туканы, топороклювы… Кто тут есть кто, Юрий, разумеется, не знал; это были просто словечки из детства, вычитанные из ярких, как эти птицы, путевых заметок знаменитого английского натуралиста и талантливого литератора.

В тех книгах не было ни слова о свирепом голоде, выкашивающем миллионы, о танковых атаках на скопления сколоченных из чего придется лачуг, о «стингерах», выстреливающих из зарослей по везущим гуманитарные грузы самолетам, о флагах с изображением АК-47 и напалме — не было и не могло быть, потому что книги эти писались еще до того, как рухнула колониальная система и свободная Африка встала на кровавый путь так называемого самоопределения.

Юрий не чувствовал себя достаточно компетентным, а главное, безгрешным, чтобы всерьез рассуждать о том, насколько правилен этот путь. Да ему и не хотелось морализировать — хотелось поймать кого-нибудь, ухватить за загривок и тыкать мордой в это кровавое дерьмо, пока не надоест. Найти подходящую кандидатуру не так уж и сложно, да только выйдет ли из затеи толк? Вряд ли, ох вряд ли! Потому что ни одно хорошее дело не обходится без подонка, который норовит оседлать его и извлечь из него выгоду, и на смену взятому к ногтю мерзавцу всегда приходит новый — да хорошо, если один…

Километрах в двадцати от сгоревшей заправки им повстречался грузовик. В кузове было полно народу, каких-то пестрых тюков, чемоданов, ящиков и узлов; среди всего прочего там поместилось даже несколько коз. Люди пели — так, как умеют петь только африканцы, — отбивая ладонями ритм по донышкам мятых закопченных кастрюль и фанерным бокам каких-то ящиков, и сквозь пелену клубящейся красной пыли на темных лицах сверкали белозубые улыбки. Юрий успел заметить в пыльном ветровом стекле грузовика две круглые, окруженные звездочками мелких трещин дырки, которые не могли быть ничем, кроме пулевых пробоин, а в следующее мгновение грузовик прогромыхал мимо, оставив после себя только пыль и медленно затихающую в отдалении песню.

Какое-то время они с Быковым еще пытались разговаривать, но вскоре беседа увяла сама собой. Планы их были неясны, перспективы туманны, а болтать ни о чем, чтобы насладиться звуками собственного голоса, ни тот, ни другой не умели, да и потребности такой не испытывали. Быков курил сигарету за сигаретой, время от времени опять принимаясь разглядывать карту, как будто это была не пестрая зелено-коричневая бумажная простыня, а что-то вроде телевизора, по которому могли показать что-то новенькое. На заднем сиденье было тихо: утомленная жарой, тряской и новыми впечатлениями, среди которых, увы, было очень мало приятных, Даша задремала. За кормой «лендровера» клубилась невесомая красная пыль, обещающая после первого же дождя превратиться в непролазную грязь. Впрочем, ожидать выпадения сколько-нибудь серьезных осадков раньше весны не приходилось, да и Юрий с Быковым не собирались застревать здесь надолго.

Вскоре Роман Данилович перестал тиранить ни в чем не повинную карту. Глаз его Юрий не видел, поскольку те были закрыты большими солнцезащитными очками, но, судя по тому, как безвольно моталась, то и дело падая на грудь, его увенчанная широкополой шляпой голова, Данилыча тоже одолевала дремота. Юрий машинально потянулся к приборной доске, но радиоприемника, не говоря уже о современной магнитоле, здесь не было и в помине, и он ограничился тем, что закурил сигарету.

Заметных следов военных действий по дороге больше не встречалось, хотя, если верить карте и тому, что удалось узнать в городе, зыбкая, изменчивая линия фронта была еще далеко впереди. То есть линии фронта как таковой здесь, как в любом краю, где ведется партизанская война, не существовало, но до района, по-прежнему контролируемого отрядами «президента» М’бутунга, оставалось еще километров двести или чуточку меньше. Юрий предположил, что первый же танковый удар по передовым позициям войск независимой Верхней Бурунды опрокинул бравое чернокожее воинство, обратив в паническое бегство, и кончился этот великий драп только тогда, когда беглецы достигли лесистых предгорий. Там, на крутых каменистых склонах, среди непролазных девственных лесов, эффективность танков и авиации существенно понизилась, что позволило отступающим худо-бедно закрепиться и дать преследователям какой-никакой отпор. А может быть, мятежники просто запыхались, а в танках, которые загнали их в лесные норы, кончилась солярка; наверняка Юрий ничего не знал, но все, что он успел увидеть с начала своей командировки, убеждало: здесь возможно еще и не такое.