Александр Тамоников - Комендантский год

- Догнать!

Вадим первым скатился с камня, бросился в погоню. Один из карателей вдруг обернулся, за мгновение до того как из дырочки ствола изверглось пламя, он уже катился по камням. Когда майор вскочил, незадачливый стрелок уже корчился в предсмертных муках, а с камней соскакивали товарищи, с ревом неслись через тропу. Вадим перекатывался через камни, куда-то лез, видел перед собой только широкую спину в кителе мышиного цвета. Бешенство обуяло его - не одна тварь отсюда не уйдёт. За камнями начинался разреженный лесок, трава по пояс.

- Стоять! - он выпустил очередь наобум и сам готов был упасть, ноги его подкашивались.

Из травы выросла спина военнослужащего РОНА, враг медленно поднялся, оружия у него не было - обронил где-то, правую руку он тянул вверх, левую еле поднимал, она была перебита в районе плеча, возможно ранение было сквозным. Мужчина медленно повернулся, смотрел исподлобья, закусив губу, кровь вытекала из простреленной конечности, он терпел боль. Зорин приблизился к нему, не опуская ствол.

- Стрелять будешь Вадька? - прохрипел каратель.

- Буду, Иван. Обязательно.

Рыбников покрылся смертельной бледностью, но как-то держался, именно он командовал этим отрядом.

- Сука же ты, Вадька, вон каким оказался. А я так обрадовался, когда мы с тобой встретились, лучший кореш детства, всё такое.

- Только не надо вспоминать про детство! - заявил Зорин. - Не разжалобишь. Ты и впрямь подумал, что я продался, вашему Гитлеру?

- Да не Гитлеру, болван! Мы же, за народ, за избавление от звериного большевизма, а немцы только инструмент, хотя кому я говорю, - Рыбников досадливо сплюнул. - У тебя же башка забита вашими жидовскими лозунгами, в которых нет ни слова правды. Ладно стреляй, чего медлишь.

Вадим колебался, он думал, что с этим будет проще. Картинки из детства за мелькали перед глазами: девчонка одноклассница по имени Маша, которую они влюбились одновременно, Рыбников тогда уступил её товарищу, счёл невозможным собачится по такому поводу. Где она, та Машка? Зорин хороводил с ней до самого отъезда с исторической родины.

- Стреляй, дурак, чего ждёшь! - хрипло выкрикнул Рыбников. – Всю душу вымотал. Я к тебе как порядочному, со всей душой.

Вадиму противно было, стрелять он не хотел, хотя и не сомневался в том, что Ванька на его месте с удовольствием разрядил бы магазин в друга детства.

- Ладно, проваливай, - процедил Зорин. – И сдохни где-нибудь под кустом, - он пристально посмотрел в глаза старого товарища.

Тот как-то понял, что Вадим не выстрелит, стал обрастать пятнами румянца.

- Ты, не будешь стрелять? - голос Рыбникова сломался как у подростка.

Вадим повернулся и побрёл прочь, проклиная свою слабость. Короткая очередь прогремела как гром по ушам, он резко обернулся, запоздало вскинул автомат: Рыбников с остекленевшим взором сползал по стволу, из открытого рта сочилась кровь, в правой руке он держал оружие МР 40, висевший стволом вниз. Видно Иван уронил оружие, когда Вадим его догнал, а теперь вот решил поднять и воспользоваться. В стороне кто-то шевельнулся, выступил из-за дерева, это был Валентин Богомолов.

- Вы отвернулись, товарищ майор, стали уходить, он шмайсер поднял.

- Я понял, Валентин. Спасибо.

- Да ладно. Всегда готовы, товарищ майор.

Богомолов тоже прислонился к дереву, откинул голову, он смотрел на Вадима как-то странно, с загадочной ухмылкой, она не являлась признаком добродушия и расположения. Жизнь продолжалась, однако не для всех. Погибли дед Касьян и Сухов - именно у него не выдержали нервы, он открыл огонь, когда ещё можно было подождать. Партизаны стояли в оцепенении над телами погибших товарищей, рыть могилы было нечем, они положили тела в ближайшую расщелину, завалили камнями. Софья Николаевна жалобно скрипнула и пробормотала:

- Надо помолиться на дорожку, товарищи.

Мужчины переглянулись и с недоумением пожали плечами: «Совсем сбрендила, баба».

Остаток дня прошёл без потрясений, поредевшая группа двигалась на восток, временами чаща уплотнялась, приобретала вид Сибирской Тайги, иногда тянулись разреженные леса, чавкал мох под ногами, открытые пространства они преодолевали бегом, дважды пересекали вброд мелкие речушки, шли до темноты, пока хватало сил, потом беглецы встали на привал. Кроны вековых сосен сомкнулись над маленькими людьми, идея выставить охранение не нашла отклика в народных массах.

- Ладно, черти, я дежурю первым, - смилостивился Зорин. - Через час заступает Ермаков, потом все остальные, женщины могут спать до утра. Костёр не разводить, ужин на скорую руку. Мимо рта не пронесёте?

Большинству было не до еды. Кобылин рубил ножом низковисящие хвойные ветки, люди тащили их в низину, стелили и засыпали. Тищенко вскрыл ножом консервную банку, но желающих присоединиться к трапезе не нашлось, он вздохнул, он сам прикончил безвкусную рыхлую массу с рыбным душком и закопал пустую банку. Вечер был тёплым, холод от земли никого не беспокоил, все спали. Последним успокоился Тищенко, долго вертелся, подтаскивал к зубам ствол автомата, как-то опасливо косился на майора.

Ночь была безветренной, какой-то жутковатой. Мурашки опять поползли по коже Зорина, над низиной раздавался разноголосой храп, люди лежали на голой земле, каждый сам по себе, обняв своё оружие. Возможно кто-то не спал, только делал вид, но об этом часовому не докладывал. Вадим прошёлся по окрестностям импровизированного лагеря, несколько раз замирал, прислушивался.

«От погони нам удалось избавиться, - размышлял он. - Будет ли вторая попытка? Каминский зол, он наверняка дал приказ зачистить разгромленную базу. Тела сестры и майора Зорина его люди, понятное дело, не нашли. Об утренних стычках восточнее базы ему, конечно, доложили, об инциденте на Черепашьей сопке тоже. Что будет делать взбешённый обер-бургомистр? Махнёт рукой и оставит их в покое? Прикажет тупо преследовать по лесам, как это делал отряд Рыбникова? - никаких собак не напасёшься, расстояние огромное, погоня собрался со следа, плодить трупы своих людей Каминскому не очень хочется. Он телефонирует в Завьяловку, скажет, чтобы беглецов встречали там. В райцентре стоит целый батальон головорезов, там наверняка имеются мобильные подразделения, способные контролировать редкие дороги. Осторожнее бы надо утром».

Через час он разбудил Ермакова. Гена махал руками, отбивался от него, как от привидения, но собрал в кучу мозги, пробудился. Ничего по терпит. Часовой слонялся зыбью вокруг лагеря, курил в рукав, потом пристроился под деревом, стал строгать веточку. Вадим лёг рядом с Алевтиной, как же без неё. Женщина застонала, прильнуло ему под бочок.

«Она точно уверена, что это я? - ударила в его голову нелепая мысль. - А как узнала? Или к любому прильнула бы?»