Александр Аввакумов - Конец Пиона

– Зачем же ты пошел на встречу со мной, если заметил за собой «хвост»? – спросил его Дронов. – Ты понимаешь, что провалил нашу операцию?

– Я думал, что мне удалось от них оторваться, да и информация, как я считал, была особо важной.

Капитан улыбнулся уголками губ. Лицо его было сосредоточенным и, как показалось Александру, недовольным. Он и сам хорошо понимал, что пренебрежение правилами разведки привело к его расшифровке.

– Значит, лейтенанту Хейгу все же удалось раскрыть тебя? Это плохо, Тарасов, очень плохо.

– Я и сам понимаю, что это плохо. Как я попался на его крючок, не знаю.

– Значит, это ты стрелял ночью? – спросил его чекист.

– Да. Я хотел убить и немца, но мне помешал военный патруль.

Они замолчали. Первым прервал молчание Дронов.

– Я вынужден вывести тебя из разработки группы Пиона. Ты должен вместе с семьей временно уехать из города. Думаю, что это ненадолго, недели на две, не более.

– Но, товарищ капитан, я ведь один знаю их в лицо – Ворона, Мустафу. Как же вы без меня?

– Это приказ, Тарасов, – жестко произнес тот. – В отношении жены я сам договорюсь с ее руководством. Надеюсь, до вечера ты управишься.

Он встал со стула и, надев шапку, направился к двери.

– Товарищ капитан! Но мне некуда ехать. Мы с женой сироты, у нас нет на стороне родни.

Дронов остановился и посмотрел на него.

– Знакомые есть?

– Есть, – коротко ответил Александр.

– Вот и хорошо. Перебирайтесь временно к ним. Как устроитесь, адрес сообщите по телефону. И прошу вас, не появляйтесь в городе. Это мой приказ.

Капитан вышел из дома и направился к ожидавшей его автомашине.

***

Пион сидел около Зои и нежно гладил ее исхудавшую от болезни руку. Иногда он бросал взгляд на стоявшего рядом с ним Мустафу, словно не замечая злых огоньков в его глазах.

– Оставь нас, – приказал Пион Мустафе.

Тот вышел на кухню и, достав из кармана брюк папиросы, закурил. До него долетали какие-то обрывки слов, но он к ним не прислушивался.

– Мустафа! – позвал его Пион. – Где радиостанция? Ты куда ее дел?

– Спрятал в надежном месте. После ранения Зои хранить ее дома было небезопасно.

– Привези ее сегодня. Мне нужен эфир, – приказал Пион.

– Но из дома вести передачу опасно! НКВД засечет точку выхода и накроет этот адрес.

– Ты не понял, что я тебе приказал? Мне нужна связь.

Мустафа посмотрел на Зою в надежде, что она поддержит его в этом небольшом споре, но она молчала.

– Хорошо, я привезу рацию, – тихо произнес он.

– Вот это передашь Хозяину, – сказал Пион и сунул Зое в руку небольшой клочок бумаги.

– Хорошо, я постараюсь, – произнесла она.

Пион встал и, не прощаясь, направился к двери. На глазах у Зои появились слезы. Она невольно вспомнила время, когда они были близки, когда он был, не только внимателен к ней, но и ласков. Сейчас их разделяла невидимая пропасть, которая с каждой секундой становилась все шире и шире.

– Больше ничего не хочешь мне сказать? – обратилась она к нему.

Он остановился и посмотрел на нее. Взгляд его был настолько холодным, что без всяких слов было ясно, что говорить он не намерен.

– Сейчас не до любезностей. Придет время… – он не договорил и вышел из комнаты.

Когда за ним захлопнулась дверь, в комнату вошел Мустафа. Он посмотрел на Зою и сразу все понял. Он подошел к вешалке и стал одеваться.

– Ты надолго? – спросила она его.

– Ты мне не жена, чтобы я перед тобой отчитывался, – грубо ответил он. – Оказывается, вот где собака зарыта, а я-то думал…

Он махнул рукой и вышел из комнаты, демонстративно хлопнув дверью. Злость и обида душили его.

«Сейчас привезу ей рацию и уйду. Пусть сама выбирается из всего этого. В конечном итоге я ей не слуга, помог и хватит, – успокаивал он себя. – Я ей не собачка, чтобы танцевать перед ней на задних лапках».

Мимо него прошел воинский патруль. Офицер с интересом посмотрел на молодого мужчину, который явно был чем-то озабочен. Он хотел его остановить, но почему-то передумал. Мустафа заметил патруль лишь спустя несколько секунд, как его миновал.

«Повезло, – подумал он, проводив взглядом удалявшихся по улице военных, – а могли остановить и проверить документы».

Он сунул руку в карман пальто и с ужасом осознал, что он пуст. Мустафа моментально вспомнил, что выложил из кармана документы на стол в комнате Зои.

«Растяпа! – выругал он себя. – Вот так и горят люди на ровном месте!»

Он свернул в переулок и направился к старому заброшенному дому, в развалинах которого он спрятал рацию.

***

Лейтенант Кузьмин вышел из дома и посмотрел на небо, с которого светило теплое весеннее солнце.

«Скоро весна!» – подумал он.

Он любил это время года. Его душа пела и рвалась наружу, наслаждаясь солнечным теплом. Постояв минуту, он направился к выходу со двора. Неожиданно двое неизвестных мужчин заломили ему за спину руки.

– Вы, что делаете? – выкрикнул он. – Я офицер Красной Армии.

Сильная боль в предплечье заставила его застонать.

– НКВД, лейтенант, – произнес третий мужчина, расстегивая и доставая из его кобуры пистолет. – Лейтенант Кузьмин, вы арестованы за измену Родине.

– Какую измену? Вы меня с кем-то спутали! – снова попытался возразить он. – Вы за это ответите!

– Прекратите истерику! Где машина? – обратился он к одному из мужчин. – Быстро его в НКВД.

Из-за угла выехал «воронок» и остановился около Кузьмина. Его затолкали внутрь фургона.

«За что меня задержали? – подумал он. – Неужели за эти разговоры, что я вел со своими друзьями два дня назад?»

В тот день они справляли день рождения капитана Зотова. Компания была довольной узкой, спирта было много, и вскоре все захмелели. Неожиданно капитан стал хвалить немецкий истребитель «Фокке-Вульф -190». В комнате вспыхнул спор, компания поделилась на две группы. Кузьмин занял позицию капитана и поддержал его. На другой день он забыл об этом споре, однако сегодняшнее задержание снова вернуло его в тот вечер.

«И зачем мне нужно было лезть в этот спор? – спрашивал он себя. – Ведь знал, чем это могло закончиться. Интересно, кто меня сдал? Гаврилов, Рахматуллин? Впрочем, какая разница, кто сдал. Главное, как выбраться из этой ситуации?»

Он взглянул на сидевшего напротив него мужчину.

«Да, от такого не сбежишь, – словно подводя какую-то черту, подумал он. – Для него убить человека ничего не стоит».

Он отвернулся в сторону и сквозь небольшое окошко стал смотреть на улицу, стараясь отгадать, где они едут. Он не верил в то, что уже никогда не вернется домой. Он считал, что органы обязательно разберутся по справедливости и отпустят его на волю. Внутренне он был готов, что его отправят на фронт, пусть даже в штрафной батальон, но не в лагеря, где содержат врагов народа.