Алексей Игнатов - Исповедь солдата

Постепенно я всё больше и больше понимал, что солдат, особенно молодой, никому здесь не нужен, и защиты ему искать негде. Третья полка, пусть и жесткая, показалась мне раем на вершине горы, до которой так захотелось доползти и принять горизонтальное положение, хотя это было практически невозможно. Я очень устал. Вся эта погрузка, лежавшая на наших плечах, и постоянный гнёт дедов, довели мой организм до изнеможения. Но главное наше несчастье состояло в том, что на нас был опробован новый (нам так сказали) эффективный бронежилет, да ещё весом 16 килограмм: он закрывал ползадницы, а впереди висел почти до колен. Также и сфера на голову весом 3 килограмма, плюс на ремне – 4 полных магазина, фляжка с водой и саперная лопата, да еще, разумеется, АКМ, притом в зимней форме одежды. С этим снаряжением (около 30 килограмм) я должен лазить на третью полку, не касаясь при этом ни одного нижележащего деда.

Командир приказал не расслабляться, выставить посты в тамбурах и быть настороже. Разумеется, в таком режиме раздеваться нельзя. Из последних сил забираешься на свою третью, а на нижних полках деды сквозь зубы шипят: «Наступишь на кровать – будешь отжиматься». Что же это за жизнь? Со всех сторон долбят и унижают. «Дай бог сил и терпения», – подумал я и с горем пополам залез. Я лежал на спине и не шевелился – хотел, чтобы про меня забыли, а сам потихонечку стал отключаться. Моё тело обмякло, я его не чувствовал. Такое ощущение, что вылез из панциря, а сознание возбуждено. Голова кипела от напряженных мыслей и постоянных звуков – непонятно, то ли во сне, то ли наяву. Не помню, сколько я пролежал – наверное, был в коме. Чей-то грубый голос вывел меня из транса: «Игнатов, подъем! На пост бегом!» Слезать с полки оказалось намного сложнее, так как было уже темно, и ни черта не видно. «Лишь бы ни на кого не наступить», – подумал я, и спорхнул как бабочка с третьей полки, с 30-килограммовым обмундированием. Отдаленные уличные фонари бежали за мною вслед и помогали хоть что-то увидеть и никого, не дай Бог, не разбудить – я этого боялся больше всего. Не умывшись, голодный, я побрел в тамбур. Очень хотелось спать, так как пролежал всего чуть больше часа. Было огромное желание лечь в гроб, только бы одному и в темноте. Где мы ехали, я не знаю, только пустые бездушные станции провожали меня в неизвестность.

На посту я сменил своего товарища по несчастью, для которого проведенное там время показалось целой вечностью. Единственное, что радовало, – это сухой паек из сухарей, находившийся прямо в тамбуре. Коротать время оказалось легче. Я кушал сухари и смотрел вдаль, а стук колес потихоньку успокаивал меня. Какое количество времени мне придется простоять и кто меня сменит, я не знал, зато по мере наполнения моего желудка сухарями становилось намного радужнее. Часов не было. Кого-то будить и узнать хоть что-то, я не мог, ведь пост покидать запрещено.

Но всё разрешилось само собой – меня сменили до общего подъёма. Ну а сколько оставалось времени для сна, разумеется, я не знал. Я брёл в проходе сонный, но сытый, смотрел назад и удивлялся: что ещё нужно для счастья? Всего лишь килограмм сухарей и фляжка воды, да и поспать чуть-чуть. Честно говоря, мне хотелось открыть глаза и оказаться в своей комнате, готовым жить в полной гармонии со своими родными и близкими, только бы не видеть настоящего. Бедная жизнь, безработный отец, мать на двух работах – это такие жизненные мелочи по сравнению с личным ощущением свободы и обретением смысла жизни с семьей. Было очень тяжело, но, поскольку мы всё-таки живем в цивилизованном государстве, я не оставлял надежды на лучшие перемены в будущем.

Тихий, но грубый голос остановил меня в проходе. Это оказался лейтенант Гусев, он был дежурный. Я смотрел на него бездушными и жалостливыми глазами (других слов просто не найти), понимая, что если он что-то прикажет, то я уже не выдержу, нет сил. Как человек умный и понимающий, посмотрев на меня, он дал приказ: «Игнатов, отбой!» – я медленно плёлся и молил Бога о даровании сил и терпения. Времени для сна оставалось совсем немного. Ничего не снимая, я кое-как взгромоздился на свою третью полку и «провалился»: это был райский сад, от кончиков пальцев ног до головы текла живительная влага, которая насыщала весь мой организм. Такого желания и блаженства я не испытывал уже примерно 20 суток. Я думал о друге-братане Сереге, который был уже дедом на службе (мы с ним пару раз даже переписывались), о Солотче, не выходившей у меня из головы, о дружище Володьке, гуляющему на гражданке, ну а больше всего я мечтал о встрече со своей девушкой, которая, возможно, ждет меня.

Мой сладкий сон быстро перешёл в реальность. Меня грубо окликнули, а для полного пробуждения я услышал кучу «красивых» слов в свой адрес. Дорога оказалась довольно изнурительной – было такое ощущение, что я на полставки работал проводником. Все проблемы, касающиеся еды и питья, легли на нас, молодых. Нам приходилось бегать по всему вагону, не снимая бронежилетов, и ни один офицер даже не поинтересовался, сколько мы спали, сыты ли мы. Времени на себя совсем не хватало, а постоянные остановки эшелона доводили нас до изнеможения. Мы выбегали из вагона по команде «Рота, в ружье!» и занимали позиции вокруг вагона для обеспечения полной защиты при нападении. Мне казалось, что эту команду выполнял только наш вагон, а точнее, мы, духи, так как деды заняли позицию возле вагона, никуда не углубляясь и покуривая втихаря. Честно говоря, я думал, что это реальная опасность, боялся, ведь в любой момент на нас могли напасть. Но оказалось, что это был ещё Ставропольский край, и была ли необходимость в переживаниях, я не знал.

Весь день в дороге проходил в таком ужасном режиме, что я уже забеспокоился, получится ли снова поспать. Ночь наступила очень быстро. Остановки поезда, стояние на посту в тамбуре – мой организм уже не выдерживал. Я не понимал, что меня ещё держит на ногах. Но все же, под утро, мне удалось прилечь, по-другому это назвать было сложно. Злость от безнаказанности дедов, самодурство и возвеличивание офицеров, стремившихся к вседозволенности, приводили меня в бешенство, а главное – никто и ничто не могло изменить эту систему. Мой организм был похож на клубок нервов. Я не спал две ночи, мой желудок был пуст, и безумно хотелось прилечь… Но это было невозможно, так как мы уже приехали. Я хотел рыдать от усталости, тело меня не слушалось, но страх перед издевательствами приводил меня в чувство.

Командир роты собрал всех перед вагоном. Приказ поступил мгновенно: все разгрузить в определенное место, а затем, дождавшись БТРов, погрузить в них и тронуться к месту дислокации. Времени на всё – полтора часа. «Бегом, марш!» Сержанты выслушали все детали, и работа началась. Главное – все офицеры, как всегда, исчезли из поля зрения, и мне казалось, что специально. Возможно, я ошибался. Нам, молодым, голодным, вымотанным, как лошадям в пашне, доставались вместо кнута пинки, удары и оскорбления. Мы выгружали, спотыкались, носили на себе около 30 килограммов, и плюс боеприпасы в двух руках, умудрявшись ещё и падать «с тыла, с фронта». Я понимаю, зачем берут в армию юнцов, ведь сил-то у них больше, они выносливы на все 100%. Мы загрузили наши БТРы, и поступил мгновенный приказ «По машинам!» Я еле-еле перебирал ногами, моя шея шаталась из стороны в сторону, руки висели плетьми – и это был российский солдат, защитник Родины. Моё тело туда-сюда качалось, мозг переставал нормально соображать. Я не знал, куда едем. Все БТРы переполнены, и я залез на первый попавшийся из них. Пробравшись, я отключился, благо мне повезло: я ехал в нем совсем один. В спину и в задницу впивались углы от ящиков с боеприпасами, но мне было уже всё равно, только бы закрыть глаза и никого не слышать.