Александр Щелоков - Черный трибунал

Галустян свирепствовал. В светлой гостиной, насквозь пронизанной ярким утренним солнцем, перед ним, вытянув руки по швам, повинно опустив голову, стоял Радамес.

Размахивая руками, будто дирижируя оркестром, Галустян изрыгал проклятия на неудачливого полковника.

— То, что этот русский подонок сбежал, — полдела. Страшно, что он нанес нашему делу миллионный ущерб. Ни у тебя, ни у твоей родни, полковник, не хватит жизни, чтобы возместить убыток.

— Мелик, — попытался вставить слово Радамес, — я предлагал пристукнуть его, а ты приказал оставить в живых...

— Свою вину хочешь переложить на меня? Я приказал его отпустить, да? Какой ты, к черту, полковник! Какой ты, к черту, армянин! Дешевый грузин с тбилисского рынка в Сабуртало! Эдуард Шеварднадзе, вот кто ты!

— Мелик! Такие слова оскорбляют мое достоинство.

— Ва! — вознес руки к небу Акоп. — Он еще помнит о достоинстве! Да за тот ущерб, который случился по твоей вине, тебя положено сейчас же отдать под суд. Чтобы кровью смыл вину...

— Мелик!

— Я освобождаю тебя от должности, Радамес! Командовать группой будет Погосян. Капитан!

— Да, Мелик, — густым басом откликнулся Погосян, стоявший за спиной Радамеса, и сделал шаг вперед, чтобы оказаться поближе к начальнику. — Я готов!

Внешне Погосян напоминал бегемота — огромный, тучный, с тяжелым, неповоротливым задом, с лицом багрово-пламенным — то ли от постоянных возлияний, то ли от повышенного давления, определить мог только врач. Ходил Погосян косолапо, при каждом шаге его тело переваливалось с ноги на ногу. Как ни удивительно, но в этой нелепой с виду фигуре заключалась огромная взрывная сила. Разъярясь, Погосян превращался в тупой, разрушающий таран, не знающий страха и преград. Позже, успокоившись, он просил товарищей рассказать ему, что он делал и как вел себя, потому что сам ничего не помнил и объяснить своего поведения не мог. Именно необузданная взрывчатость не раз ставила Погосяна в конфликты с милицией и в конце концов обратила его в стойкого правонарушителя. По достоинству оценив эту могучую, темную мощь, Акоп приветил громилу и сделал его в своей группе главной ударной силой налетов и террористических актов. Наконец, добился присвоения боевику звания капитана.

— Нужен тебе Радамес? — спросил Галустян, кивнув в сторону обиженного полковника.

— Да, Мелик, — отважно заступился за товарища новый командир. — Радамес честный боец. Он предан делу. В отряде такие нужны. А промахи бывают у каждого.

— Пусть служит! — вынес приговор Акоп. — Рядовым. До решения штаба.

В дверь постучали.

— Да, — отозвался Галустян.

В комнату, осторожно ступая, или, как говорят в армии, «на цырлах», вошел молодой армянин, тот, которого тряс за грудки Андрей у дома Наташи.

— Мелик, — доложил он, — Бароян явился.

Уже по виду вестника шеф понял: что-то неладно.

— Сделано? — спросил он, и сомнение прозвучало в вопросе.

— Нет, Мелик. Они его прихватили.

— Ва! — взорвался Галустян. — Еще одна новость! Зачем он пришел?! Лучше бы они его убили.

— Я бы сам себя убил, — сказал уныло появившийся на пороге Бароян. — И сделаю это, когда передам тебе, Мелик, все, что сказали эти подонки.

— Что же?

— Этот Бураков заявил, что всех нас уничтожит... Говорит, он нас приговорил...

— Он что, псих?! — загораясь такой же яростью, как и шеф, заорал капитан Погосян. — Кому грозит, а? Да я его прямо сегодня раздавлю, как мокрицу.

Галустян усмехнулся:

— Нет, дорогой, он не псих. Ты, Погос, привык иметь дело с русскими на базарах. Там они другие. А этот настоящий Иван.

— Он Андрей.

— Верно, но настоящий Иван. И если он сообщил нам свой приговор, будь уверен, нас он не боится. Во всяком случае, уверен, что сегодня ты его не раздавишь.

— Он просто нас пугает, — сказал Бароян. — Не боялся бы убить, убил бы меня сразу.

— Оставь, — оборвал его Акоп. — Если он сделал вызов, значит, надеется подловить нас на чем-то. Поэтому если его брать, то надо прямо сейчас. Уж чего-чего, а быстрого ответа он не ожидает.

— Я поеду в город, — выставился Радамес. — Сам...

— Ты что, предлагаешь начать в городе бой? — спросил шеф иронически. — Не торопись. Где сейчас Хачатур?

— Мелик, — испуганно произнес Бароян, — Хачатур сгорел...

— Как?! — Восклик отразил все: непонимание, ярость, испуг.

— У него в руке взорвалась граната.

— Готферран! — выругался Галустян. Костяшки домино, так умело расставленные им, начали вдруг падать, опрокидывая одна другую.

— Сегодня надо со всем кончить! С Бураковым, с этим дурным милиционером! И сразу работать с Мудраком. Без задержек. Пока не поздно!

— Ты хоть понимаешь, что объявил им войну? — спросил Катрич, выслушав рассказ Андрея о ночном происшествии. Андрей невесело хмыкнул:

— Будто они этого не поняли, когда увидели пепелище.

— Ладно, кум, не журись, — успокоил его Катрич. — Я уселся точно в такую же ситуевину.

По смешливому тону Николка понял — произошло что-то неординарное, и потому ударился в дедукцию:

— Вам, Артем, тоже мину подкладывали?

— Как в воду глядел, курсант. Только не мину, а гранату.

— Шутишь? — недоверчиво спросил Андрей.

— Хотел бы...

— Как это случилось?

— По тем же правилам, что у тебя. Я возвращался из города и заметил у дома под окнами лестницу. Никакого ремонта у нас не предполагалось. Раньше ее во дворе не было и вдруг...

— Вы даете, капитан! — восхищенно воскликнул Николка. — Вот так шли и сразу заподозрили? Я бы ни в жизнь!

— Очень плохо, — выдал оценку Катрич. — На войне положено видеть каждую мелочь.

— И что потом? — спросил Николка заинтересованно.

— Потом? Пришел домой, взял окно под наблюдение. В первом часу слышу — во дворе возня. Пригляделся: лестница уже приставлена к стене и кто-то лезет вверх. Когда он добрался, до второго этажа, я толкнул лестницу. И сразу закрыл окно. На улице тут же рванул взрыв.

— Ты даешь! — ахнул Андрей. — Гранату пульнул, что ли?

— Я?! — Катрич деланно возмутился. — Ни в коем случае. У того, кто лез, была своя. С выдернутой чекой. Он не успел откинуть, и она рванула у него в руке.

— И что? — спросил Николка.

— Амба! Тут же прикатила милиция.

— А вы?

— Я-то при чем? — усмехнулся Катрич. — Ниже меня проживает директор торговой фирмы. Он и поднял хай. Выскочил во двор с ружьем. Сделал заявление, что конкуренты хотели его подорвать. В таком разе я молчу как рыба об лед.

— Может, и в самом деле к фирмачу лезли? — усомнился Андрей.

— Может. Особенно, если учесть — убитый Хачатур Хачатуров. Голова круглая, шеи нет, руки как у орангутьяна...

— Наш друг, — подвел итог Андрей.

— И еще, мужики, — голос Катрича был полон значения, — я докрутил до точки дело Коли Шаврова...