Данил Каличкин - Полигон

Капитан побежал вниз объявлять полную боевую готовность. Командир стоял молча. Ганс подошёл к окну и стал аккуратно выглядывать из–за ставней. Если его товарищи знают, где он, то наверняка проследили за ним и сейчас следят за крепостью, что, впрочем, не является проблемой, ведь крепость неприступна. Вьюга уже прошла, будто бы её никогда и не было. Так тихо и спокойно. Только один раз в своей жизни он видел такую ясную и светлую ночь – в ночь, когда потерял дом. Он стал всматриваться в пустынные пейзажи гор, в светлое синеватое небо. Издали показались огоньки. Это звезды, они были очень необычными. Мерцали очень часто и будто бы приближались. Ганс присмотрелся. Огоньки приближались и увеличивались в размере. Уже стало совсем отчетливо их видно. Как в ту ночь.

– Ракеты… – чуть слышно прошептал Ганс, прекрасно осознавая, что сейчас будет. Командир схватил Ганса и толкнул его к тайному ходу, тот упал перед самой дверью.

– Не будь их игрушкой! Отомсти за нас! – Ганса вытолкнули за ворот на лестницу, и командир громко хлопнул дверью. Яркая вспышка пламени и башня сотряслась, Ганса накрыло камнями, и он потерял сознание.

Он шёл вдоль широкой дороги, освещенной десятками огней, усеянной по левую руку огромными нечеловеческими башнями из стекла и стали и морем по правую. Легкий вечерний ветер бил в лицо, шум прибойной волны и кряканье чаек разбавляли суматоху города яркими красками. Палящее, уже заходящее солнце, которого порой так не хватало, своими лучами ласкало его маленькое пухлое личико. По голубому небу летели лёгкие облака, и дышал в лицо чуть прохладный ветер. Мама держала его за руку. Она купила ему странный напиток, черного цвета и с пузырьками. Так бы это он объяснил сейчас, ведь это был последний раз, когда он его пил. Всего лишь маленькое воспоминание из раннего детства, что прошло для него незаметным – как будто и не было его вовсе. Это было единственное воспоминание из детства, которое он помнил до уничтожения его второго дома и отправки в детский приют, только эти два момента. В тот день он навсегда расстался с матерью, что отняли у него. Он помнил столько ненужных вещей, проходил через суету дней, но никак не мог вспомнить главного – откуда он взялся? И куда делась его мама? И лишь причудливая картинка из маленькой книжки, той самой, что он взял из сумки того пришельца освежила его давние воспоминания, которые приносили слишком огромную боль и вопросы, на которые он никак не мог ответить, и эти воспоминания настолько больно резали его сердце, что он и вовсе решил забыть их ещё в раннем детстве. Но даже это не было самым ужасным, самое ужасное – он не помнил лица своей матери, ни её слова, ни её голос – самое ценное, что можно отнять у человека.

***

Ганс проснулся под пестрое пение птиц. Открыв глаза, он очутился в уютном деревянном домике. Убранство было не самым роскошным, но этого хватало, чтобы Ганс ощутил себя настоящим богачом: мягкая кровать с ярчайше белым постельным бельем, что нечасто встретишь, чистые стекла на оконных рамах – большинство граждан не могли позволить себе стекол; а каждый предмет в доме, будь то шкаф или кружка, поставленная на комод лежала будто бы на своем месте, создавая ощущение уюта, но при этом было ощущение, что все будто бы искусственное; что–то было не так. Вполне вероятно, что его бы бросили в темницу, нежели окутали в теплую постель. Он привстал на кровати, его особо удивило, что кровать даже не скрипнула. Резко отбросил в сторону эту мысль и стал суетливо оглядываться по сторонам.

– Как ты себя чувствуешь?

Ганс не сразу заметил, что в дом кто–то зашёл. Вероятно, это хозяин. Невысокого роста пожилой лысый старичок с легкой щетиной и бородкой на подбородке. Старик что–то сказал, но Ганс не расслышал.

– Я уже умер? Я попал на небеса?

– Ага, размечтался. Тебе ещё страдать и страдать.

И только сейчас он вспомнил, что как только он увидел в небе приближающуюся смерть, его кинули в потайной ход, но не успели: его дополнительно швырнуло туда силой. Неведомая сила будто бы собралась в кулак и ударила его в грудь. Его приложило об стену и дальше он припоминал только смутно. Невольно потрогал лоб, там была небольшая шишка.

– Мы нашли тебя неподалеку от Крепости. Она вся полыхала. Ты лежал в снегу, окровавленный и обожженный, но живой. – Ганс смутно пытался вспомнить события предыдущего дня, но как бы он не старался – всё не мог.

– Ты пролежал неделю, друг мой. Пора вставать.

Ганс оцепенел. Целая неделя, а будто бы пять минут назад…

– Что? Неделя? Где командир, я должен…

Ганс попытался вскочить, но мгновенная слабость свалила его обратно. В глазах резко потемнело, а мышцы, такое ощущение, будто бы и не помнили, что им делать.

– Да успокойся ты! Я позову врача.

– Где я? Где капитан, я должен…

– Нет больше никого. Не двигайся.

Старик ушёл. Пока Ганс лежал в тёплой кровати вдали от Ангейта, ему было трудно осознать, что место, которое на протяжении двух лет он считал своим домом, а всех обитателей внутри – своей семьей, больше не существует. Ганс напряг память, чтобы вспомнить события прошедших дней: что произошло и как он здесь оказался. В голове были лишь мелкие обрывки с привкусом крови и дыма во рту.

***

– Жить будете! – Мужчина лет сорока уже складывал докторские принадлежности в сумку. Прямая спина, короткая стрижка и точная последовательность действий выдавали в нем бывшего солдата. Пока он осматривал своего пациента, доктор перекинулся парой слов с стариком об их общей Родине. Оба были обеспокоены резким перебросом легионов с севера. Ганс же недоумевал всё больше: он сразу понял, что они не из здешних мест, но не мог понять откуда именно – прямые черты лица и белый цвет кожи выдавали в них жителей восточного берега. Их беспокоят легионы, но на Эми они не похожи, значит…

Значит, имперцы. Нечасто увидишь их в вдали от дома, да ещё и в Елисейте.

Доктор предписал Гансу ещё полежать в кровати до следующего дня. Ганс, ещё десять минут назад переживший приступ слабости, даже не стал сопротивляться. Ему очень хотелось нормально отдохнуть за прошедший год с перевода в Ангейт, в особенности, за прошедшую неделю – Ганса до сих пор потряхивало. Старики ушли и оставили его одного. Хозяин тихо закрыл дверь и неспешно пошёл стуча по полу подкованными сапогами.

Ганс напряг память. В голове всплывали мутные образы. Стены, камень, много дыма, глаза слезятся, горло готово разорваться от бесконечных приступов кашля и кровь, стекающая по лицу, в ушах сильно звенело. Его последние воспоминания о событиях того злополучного вечера обрывались на моменте, где его скинули в тайный проход, после чего он слышал сильный грохот, его сильно приложило камнями по голове, в глазах двоилось и его сильно затошнило, не говоря уже о нестерпимой боли. Он это ярко запомнил. Стены вырытого тоннеля начали обрушаться, открывая проход в крепость. Вокруг шум и крики, он шёл наощупь. Внезапно земля вокруг содрогнулась и его снова присыпало камнями. Второй грохот, яркая вспышка озарила всё вокруг, оставив после себя многочисленные очаги пламени. Ганс стал резко сбивать пламя на себе руками, в некоторых местах уже прожгло одежду. Ощущение ужаса от удушья и огня, не сравнимое не с чем, добивало его и сейчас, спустя неделю. Дым заполонил собой всё вокруг, его бедро кровоточило и очень сильно. Он резко поднялся и одной рукой, закрывая нос и рот от дыма, а другой прикрывая рану, бежал, натыкаясь на стены извилистого тоннеля. Получив несколько ушибов и один раз разбив нос до крови, Ганс уткнулся в новое препятствие. Он протянул руку от бедра: это лестница. Глаза сильно болели и уже залились слезами, не в силах выдерживать едкий дым. Ганс стал взбираться по лестнице, сжимая зубы от неистовой боли в ноге, и встав на ноги старался нащупать защёлку на люке, силой приложился к ней и резко её отдернул, чем разорвал себе кожу на пальце. Он ударил по люку, потом ещё – люк не открывался. Ганс отчаянно вздохнул и чувствовал, что теряет равновесие, его стало вырубать. Умирать ему не хотелось, и он что было сил, ударил ладонями по люку, отчего тот слегка приоткрылся. Поток чистого воздуха резко ударил в лицо, и он стал жадно его глотать. Ганс надавил ещё с большей силой, чувствуя, как тепло пламени сзади уже подступало к нему, навалился на него, и буквально взлетел.