Данил Каличкин - Полигон

Ганс выбрался наружу и упал в сугроб. В глазах всё ещё темнело, а в ушах звенело. Свежий воздух сейчас для него был высшим блаженством. Чистый воздух! Чистый, без каких–либо привкусов подземелья или закоптелой крепости! Ганс перевернулся на бок и постарался встать. После жаркого пламени и едкого дыма в горле пересохло настолько, что он и не мог хрипеть. Вода. Единственное, что сейчас имело смысл для него – это вода. Он перевернулся и лёг прямо лицом в снег, он растворялся на его лице спасительной влагой после мучительной жары. Чтобы хоть как–то облегчить боль в горле, Ганс встал на четвереньки и стал жрать снег. Снег острой болью бил по зубам, но ему было плевать – несмотря на боль никогда ещё снег не был настолько вкусным и спасительным. Всё на мгновенье померкло, он лишь ел снег. Благостный снег. Он ел его жадно как зверь, спустя несколько суток охоты, добравшийся до добычи, и наконец, доевшись вдоволь, он упал на спину.

Ганс повернул голову к Ангейту. Башня уже почти полностью развалилась, часть крепости была объята пламенем, другая часть напоминала труху. Он был ошарашен: его дом в огне, огненные стрелы прилетали снова и снова. Они вонзались во двор крепости, взрывались с диким грохотом, освещая всё ночное небо. Ганс пошатнулся, в ушах зазвенело с ещё большей силой. Рукой в крови он вынул меч. В голове была суматоха, ему было непонятно, что теперь делать.

Он глубоко вздохнул и выдохнул несколько раз подряд. «Если ещё есть выжившие, они выбежали через главный вход» – подумал он. Ганс, смутно представлял, что отсюда туда не добраться – придётся спускаться по скалам. Ганса сильно колотило, но он не мог бросить всех своих друзей на произвол судьбы.

Шатаясь, он подошёл к краю выступа. Внизу была довольно внушительный обрыв и камни по всей отвесной скале, присыпанные снегом. Он спрыгнул вниз и еле удержался на ногах, когда достиг земли. В огромном количестве снега он как можно быстрее старался спуститься, и спешка его наказала: он наступил на камень, что под его весом рассыпался и Ганс потерял равновесие, покатившись вниз кубарем. Он резко выронил меч и прикрыл голову руками. Его тело принимало на себя всю силу ударов об камни, но с каждым ударом он чувствовал, что следующий точно не выдержит. Наконец, его швырнуло на снег, и он потерял сознание.

Ганс смутно вспоминал события предыдущего вечера и ему стало не по себе. С грустью он осознавал, что, скорее всего, в том аду выжил только он. Тем более, если прошла неделя.

Нехотя вспомнился случай из детства, когда они с Сайлесом лишились всего в один момент. Поздней ночью они вышли на прогулку вдоль берега моря и оставили свою деревушку. Они весело общались и мирно прогуливались по холодному октябрьскому песку, пока из вод Великого моря не вынырнуло нечто. Огромная громада неизвестной чёрной субстанции мгновенно всплыла на воду и резко продвигалась дальше. Мальчишки сразу ринулись бежать без оглядки. Испуг их подстегивали и бредни бренейских торговцев, что рассказывали об озерном чудовище в горах на севере острова Бреней. Они бежали без оглядки, запинаясь, сбивая дыхание, собирая на себе всю живность, падая и помогая друг другу встать. Пробираясь через лесной массив, они слышали чудовищное громыхание и яркие вспышки в небе. Выбежав из леса и подбегая к деревне мальчишки увидели, как залп огненных стрел с неба ударил по деревне, точно также, как поразил Ангейт. Их дом полыхал. Добежав до деревни, их, вымотанных и обессиливших, перехватили перед догорающим частоколом фламины – младшие жрецы культа вознесения, единственного религиозного института в Долине. Двоим сиротам уже некому было рассказать о своей находке – остатки деревни, не разорванные в клочья, полыхали в огне. Они с Сайлесом, дрожа и в слезах, пытались выбраться из цепких рук фламинов, но те насильно напоили их каким–то неизвестным травяным отваров, после чего они потеряли сознание. Последнее, что Ганс помнит из того дня – слово, произнесенное фламином, устремившим свой довольный взгляд в небо: «Ракеты».

Понтифики Норанейта объявили произошедшее карой Богов за несоблюдение обетов людей, но посетовали, что отныне души тех людей удостоились вознесения, а значит, все не так уж и плохо.

Культ вознесения. Единственный религиозный институт в Долине, с центром своего учения в Норанейте, распространяющий так называемые «заветы Богов» по всей Долине, за исключением атеистической Империи, где главенствовало просвещение. Ганс много что в этой жизни не любил, но Культ вознесения в этом списке занимала особенное место. Верить в никем невиданных Богов, что их создали и указывают жить по своим правилам, а иначе покарают, и просто молча наблюдают, за тем как люди грызут глотки друг друга – Ганс искренне не понимал, как это. А ещё в честь вымышленных Богов ежегодно проводят убийственные игры в Норанейте. Однако необъяснимые и даже абсурдные вещи в Долине встречались сплошь и рядом: падение неизвестных вещей с небес, появление новых животных из ниоткуда и уродских столбов Мотихари везде, где только можно.

«Но кто бы это не сделал, даже если это были Боги, я приду к ним на небеса и убью их всех до единого», – дал себе клятву Ганс. Время уже подходило к вечеру, яркое зарево, отражающиеся в реке, на которую и выходили окна дома, слепило и одновременно успокаивало. Неделя сна очень его расслабила, он накрыл рукой глаза и выдохнул.

– Я обязательно отомщу. Но не один. Нужно найти Сайлеса.

***

Ганс проснулся утром. За окном была людская суматоха, что его и разбудила. Он неспешно встал, потянулся, и стал оглядываться по сторонам. В доме так ничего не изменилось, будто бы он был нежилой. На себе он обнаружил старую хлопковую рубаху и мешковатые крестьянские штаны. На полу возле кровати лежали его подкованные сапоги. Ганс прыгнул в них и стал разминать затекшие от недельного отдыха мышцы, хотя не очень и получалось. Отсутствие пищи в течении недели давало о себе знать, и он страшно хотел есть. Он открыл дверь в другую комнату. Посреди стоял богатый стол с мясом, варёным картофелем, рыбой и хлебом, посреди стоял кувшин, Ганс едва ли не набросился на всё это, но заметил, что за столом сидел худощавого вида старик и старательно записывал что–то к себе в книгу. Старик поднял голову и улыбнулся:

– Рад видеть тебя в добром здравии. Угощайся!

Ганс кивнул и наплевав на нормы приличия кинулся есть. В самом начале казалось, что он съест здесь всё, но на деле лишь несколько кусков мяса и картофелин, и лишь один стакан воды, как же она была прекрасна.

Закончив трапезничать и отвалившись на спинку кресла, положив руки на живот и довольно вздохнув, он наконец–то вспомнил о правилах приличия.