Михаил Серегин - Облава на волка

– Водку пить вообще нельзя, – сказал Щукин. – В смысле, на работе. Тем более – на вашей.

– Ты чего это? – возмутился Моисей. – Накапать хочешь?

– Нет, – проговорил Щукин. – Ни в коем случае. Лучше вы мне накапайте стакан. Или полстакана.

Моисей посмотрел на Ивана Ивановича и пару раз хлопнул белесыми ресницами.

– Может, и правда дать ему немного? – неуверенно предложил он.

– Ни за что на свете, – твердо произнес Иван Иванович.

– Да он же ее сколько лет не увидит, – сказал Моисей. – Эй ты, – обратился он к Щукину. – Сколько тебе дали-то?

Щукин не успел ответить.

– Его еще не судили, – сказал за него Иван Иванович. – Везут на следствие.

– Вот видите, – тут же подхватил Николай. – А по закону, пока я не осужден, я считаюсь только подозреваемым. Может быть, я вообще невиновный? Как вы мне в глаза посмотрите, когда через год встретите на улице?

– Угрожает, – произнес Моисей, глядя на Ивана Ивановича. – Обещает встретить, как выйдет…

– Нисколько я не угрожаю, – поторопился Николай. – По-человечески прошу – дайте стакан водяры. Это ведь немного. Вы завтра гулять будете по улицам, хоть сотню бутылок сможете купить на свои бабки, а я в камере пухнуть буду… Ну дайте, – проныл Щукин. – Чтобы хоть вкус ее не забыть.

Моисей снова посмотрел на Ивана Ивановича. Тот молчал.

– За что тебя? – спросил Моисей у Щукина, тиская в руках заветную бутылку.

– Улицу неверно перешел, – невесело усмехнулся Николай. – С чужим баулом.

– Да ладно тебе, – сказал Иван Иванович, но не Щукину, а Моисею. – Чего ты его слушаешь? Когда они правду-то говорили?

– Значит, не дадите? – вздохнул Щукин.

– Почему это? – поднял брови Иван Иванович. – Может быть, и дадим граммулечку. Вот только…

– Что? – жадно спросил Щукин.

– Спляшешь для нас или споешь, тогда подумаем, – проговорил Иван Иванович и подмигнул Моисею, как бы приглашая его к бесплатному веселью.

– Издеваетесь… – горестно констатировал Николай.

– Мы? – удивился Иван Иванович. – Ни в коем случае…

Николай замолчал, как бы задумавшись тяжело, потом предложил:

– А давайте сыграем? Если я проиграю, то спою вам и станцую – все, что вы захотите. А если кто-нибудь из вас проиграет – нальете мне стакан водяры. Идет?

Иван Иванович и Моисей переглянулись.

– Идет? – повторил Щукин.

– А во что играть будем? – осторожно спросил Моисей. – В карты? Или в шашки?

– Во что хотите… – развел руками Щукин.

– Нашел дураков! – воскликнул Иван Иванович. – Кто же с тобой в карты играть сядет! Вы же, падлы, на этом собаку съели! Играть с уголовником в карты – все равно что с налоговым инспектором ссориться, бесполезно.

– Ну, почему в карты сразу, – сказал Щукин. – Можно вот…

Он опустил глаза в пол, и его взгляд вроде бы случайно наткнулся на ореховые скорлупки.

– В скорлупку вот можно, – предложил Щукин.

– В скорлупку? – заинтересовался Моисей.

– Ага.

– Жульничество, – подумав, уверенно выговорил Иван Иванович. – Он нас как липку обдерет.

– А что мы теряем? – резонно возразил на это Моисей. – Стакан водки? Ерунда какая. Зато хоть небольшое, но развлечение…

– Ну ладно… – с явно неохотой согласился Иван Иванович.

Через час уже до крайности возбужденный Моисей кричал:

– Да ты не мельтеши! Ты медленно показывай!

– Да пожалуйста, – пожал плечами Щукин. – Вот…

Он снова шаркнул по столу звякнувшими наручниками и завертел тремя скорлупками, гоняя между ними жестяную пробку от водки.

– Где пробка? – внезапно остановившись, спросил Николай.

– Тут, – ткнул пальцем Иван Иванович.

– Нет, тут, – показал на другую скорлупку Моисей.

– Так где? – переспросил Щукин.

– Вот тут, – повторил Иван Иванович.

Щукин медленно поднял скорлупку. Под ней поблескивала жестяная пробка.

– Вот черт… – с сожалением проговорил Николай.

– Опять проиграл! – завизжал Моисей. – Давай какую-нибудь русскую народную!

– Русскую народную? – задумался Щукин. – А вот…

Он посмотрел на табачный дым, поднимавшийся кверху от тлеющей сигареты Ивана Ивановича, и с удивлением ощутил, как его собственные тягучие мысли стали складываться в длинные и печальные слова:

Разлу-ука, ты ра-азлука…

Чужая сторона-а…

Никто нас не разлучи-ит…

Лишь мать сыра земля-а…

– Все, – закончив, констатировал Щукин.

Нетронутая еще бутылка водки стояла на столе. Щукин посмотрел на нее и демонстративно сглотнул слюну.

– Еще раз, – потребовал Моисей.

– Хватит, – становясь вдруг мрачным, проговорил Николай.

– А чего так? – усмехнулся Иван Иванович. – Думал нас обмануть, а ничего не получилось? Теперь печалишься?

– Неудобно в наручниках, – объяснил Щукин. – Сблочил бы браслеты, начальник… Это золото без пробы…

Моисей вопросительно посмотрел на Ивана Ивановича.

– Нет, – твердо сказал тот. – Даже и не проси. Наручники не сниму. Мы устав, конечно, нарушаем, играя с заключенным, но…

– Я не заключенный! – возмущенно выкрикнул Щукин. – Я подозреваемый! Прошу не забывать!

– Мы устав, конечно, нарушаем, – невозмутимо продолжал Иван Иванович, – но до того, чтобы браслеты сблочить… тьфу! Наручники снять – до этого дело не дойдет!

– Ладно, – вздохнул Щукин, – песен я еще много знаю. Давайте еще раз попробуем. Только так нечестно – неудобно мне в браслетах, вся ловкость рук ни к черту.

– Привыкай, – усмехнулся Иван Иванович.

Щукин снова закрутил на столе скорлупками.

– Кручу-верчу, обмануть хочу! – приговаривал он. – Где шарик? Отвечай поскорей, не задерживай добрых и честных людей.

Он остановился и поднял глаза. Дыхание у него вдруг сперло.

– Вот тут, – ткнул пальцем в скорлупку Моисей.

Щукин приподнял скорлупку. Снова блеснула пробка от бутылки.

– Проиграл! – восторженно воскликнул Моисей.

– Спой что-нибудь эстрадное, – заказал Иван Иванович. – Только потише. А то сверхсрочники прибегут. Они, сволочи, дрыхнут уже, но кто знает…

– Нет! – замотал головой Моисей. – Теперь пускай станцует! Станцуй! – приказал он Щукину.

– Что танцевать? – обреченно вздохнул тот.

– Цыганочку, – вспомнил Иван Иванович. – С выходом! Можешь?

– С выходом, это как? – спросил Щукин, стараясь успокоить рвущееся наружу сердце.

Иван Иванович, очевидно, сам не знал, как это – с выходом. Он подумал и кивнул Щукину головой.

– Можно без выхода…

– Без выхода… – повторил Щукин, вкладывая в эти слова иной, только ему понятный, смысл. – Нет, уж лучше с выходом.

Он поднялся и, отметив подозрительный блеск в глазах Ивана Ивановича, торжественно объявил:

– Русский народный танец! Цыганочка с выходом!

И вскинул скованные наручниками руки кверху.