Михаил Серегин - Облава на волка

А если она, чего доброго, заорет?

– Короче, пойдешь со мной или нет? – коротко и зло спросил Щукин.

Поколебавшись еще секунду, она шагнула к окошку – и через полминуты ее испуганный крик взвился и затих, заглушенный стуком колес.

«Хоть бы она себе ничего не сломала, – мелькнула еще у Щукина мысль, – тащить ее тогда на себе…»

И он втиснулся в окошко, сразу же захлебнувшись от хлестнувшего его по лицу холодного ветра.

А через две секунды никакого Щукина в этом поезде не было.

Лиля сломала ногу при падении с поезда – то есть случилось то, чего Щукин и опасался. Впрочем, он был счастлив от того, что сам отделался лишь несколькими синяками, но зато был свободен.

Щукин, задыхаясь и обливаясь потом, тащил на себе Лилю, пока не наступило утро.

Николай опустил плачущую от боли, страха и полной безнадежности Лилю на землю и присел рядом с ней.

Она все еще была в наручниках.

– Так почему же ты все-таки оказалась в этом поезде? – спросил он.

Она ничего не ответила, заливаясь слезами.

Терпеливо подождав несколько минут, Щукин повторил свой вопрос.

– Они, – всхлипывая, проговорила Лиля, – они просто воспользовались моментом и решили перебросить меня в Москву – там папке труднее будет меня вытащить… Если он все еще желает спасти меня…

– Спасти? – хмыкнул Щукин. – После того, что ты ему сделала?

– А ты откуда знаешь? – вскинула на него глаза Лиля, но Щукин только снова усмехнулся.

Она замолчала.

Слезы катились у нее по лицу, но Николаю не было ее жалко. Вообще ему казалось, что он из-за крайней усталости – физического и душевного истощения – уже не способен ни на какие чувства.

Впрочем, он знал, что это пройдет. Нужно только немного отдохнуть, выправить себе новые документы и раздобыть денег. А для этого…

– А для этого нужна мне только ты… – улыбаясь, пропел Щукин.

– Ты чего? – сквозь слезы спросила Лиля.

– Ничего, – ответил Щукин, а следующие слова вырвались у него как-то сами собой. – Предательство, – серьезно сказал он, – самый страшный грех… Ты ведь не только отца потеряла, ты потеряла саму себя.

Лиля вряд ли поняла сейчас смысл слов Николая. Ее волновало другое.

– Зачем я тебе? – спросила она. – Брось меня…

– Ну нет, моя дорогая, – рассмеялся Щукин. – Как я могу тебя бросить? Ты ведь – мой билет в будущее. Без тебя мне трудно придется… Сейчас за мной, пока у меня ни документов нет, ни денег, все менты страны гоняются. А мне нужно только найти телефон, чтобы все это закончилось…

– Зачем? – испуганно спросила Лиля.

Она, кажется, понимала – зачем.

– А затем, чтобы позвонить твоему папашке, – охотно объяснил Щукин. – Не знаю, рад он будет тебя видеть или нет, но людей своих за тобой вышлет – это точно. Того же Петю и Филина. Они, наверное, уже поправились… Ведь Седому нужно вытащить тебя от ментов хотя бы для того, чтобы не опасаться больше за свою независимость. Он упрячет тебя подальше, и все. Останется тот самый железный вор – Седой. До которого ментам ни в жизнь не добраться. Не будет уже у него слабых мест. А я поживу немного у Седого… деньжишками обзаведусь да ксивой новой… А потом посмотрим…

Лиля снова заплакала.

А Щукин подумал, что неплохо бы сейчас закурить. Жалко, нет сигареты… И опять вдруг пришли ему на ум тягучие слова старинной русской песни:

– Разлу-ука, ты, разлука…

Немолодой, но крепкий еще мужчина с серебряной головой сидел напротив Щукина в полутемном кабинете.

– Еще по одной? – предложил мужчина.

Щукин кивнул.

Тишина, нарушенная этими словами, продолжалась еще долго. Потом Седой невесело усмехнулся и проговорил:

– Одного я не понимаю, как тебя Петя Злой и Филин не хлопнули по дороге? Я уж думал, хлопнут – за все хорошее, что ты им сделал.

Это было шутка, но Николай ответил серьезно:

– Я ведь, прежде чем им позвонить, звонил тебе. А ты уж все объяснил им – дал полный расклад. Они как раз были на полпути сюда. В Питере-то им оставаться никакого резона не было. Капитона взяли – еще бы чуть-чуть, и до них добрались бы…

– Не хотели они возвращаться, – кивнул Седой. – Только-только вырвались из всего этого мусорского кошмара, как опять надо ехать, тебя забирать. Так вы что – те двое суток, пока они ехали к вам, так в лесу и сидели?

– Ага, – сказал Щукин. – А чего – весна все-таки, тепло… Я на станцию, откуда тебе звонил, еще один раз ходил – пошукал немного по карманам тамошней публики, потом в магазин… А Лильку наручниками к дереву пристегнул. И рот ей пришлось кляпом забить – кто ее знает, что у нее в башке. Орать бы начала – и снова все насмарку. Два раза она с мусорами пыталась контакт наладить, а что получалось? Если не дурь в вену, так наручники и вертухаи…

Он помолчал немного и добавил:

– А все-таки жутковато в лесу было – раза два или три вертолеты над нами кружили. Я специально шалаш сделал – под листьями-то нас не видно было. Да мусора в лесу-то не искали как следует – так, для проформы. Они же считали, что мы где-нибудь поближе к цивилизации находиться будем, а мы…

И Щукин снова замолчал. Воспоминания о тех днях напряженного ожидания и волчьей жизни в лесу теснились в его голове. Чтобы отделаться от них, он крепко зажмурился и заставил себя думать о чем-нибудь приятном. Например, о той сумке, которая лежала у его ног – смирно, будто послушная собака. В сумке, тесно прижавшись друг к другу, покоились новенькие купюры – это Седой взялся возместить Щукину ущерб от изъятого у него чемоданчика с ментовскими бабками… Правда, на этот раз денег у Щукина оказалось немного больше… Но какая разница? Кто будет думать о таких мелочах, когда есть более важные проблемы.

– И куда ты теперь? – спросил Седой.

Щукин пожал плечами. Он и правда не знал направления и цели своей предстоящей поездки.

– Я бы на твоем месте за границу свалил, – проговорил Седой, внимательно глядя на Щукина, – хоть и ксива у тебя новая. Менты – это такое говно, от которого, если вляпался, не так-то легко отмыться. Они тебя еще долго искать будут по всей стране.

Николай снова пожал плечами.

– А то оставайся у меня, – предложил Седой, – работу тебе всегда найти можно… Правда, мои «братки» тебя по понятным причинам не особенно жалуют, но это вопрос времени.

– Да, – сказал Щукин и вдруг спросил: – А с Лилькой ты что делать будешь?

Седой нахмурился.

Щукин не стал больше расспрашивать его, но подумал, что про заграницу Седой заговорил не зря. Может быть, он дочку свою собирается туда сплавить?.. И хочет попросить Щукина сопроводить ее?

Ну, нет… С этой девчонкой Николай напрыгался достаточно. Больше он не намерен связываться с ней.

– Еще? – спросил Седой, кивая на стоящую на столе бутылку с дорогим коньяком.