Андрей Троицкий - Пропавшая в Москве

Надо что-то отвечать, Джейн подумала, что она плохо понимает вопросы и плохо слышит свои же ответы. Будто говорит вовсе не она, а чужой человек. Душой завладело чувство близкой опасности. Казалось, будто она стоит над самым краем пропасти, боится глянуть себе под ноги, потому что дна у пропасти нет. Только где-то внизу плавают легкие прозрачные облака, похожие на клочья тумана. Тело налилось такой тяжестью, но отступить от края, сделать шаг назад она не в силах. Под башмаками крошится и сыплется рыхлый грунт, летят вниз мелкие камушки. В спину дует ветер. Он налетает порывами и толкает вперед. И нет уже сомнений, – сейчас сорвешься вниз. Но что-то еще держит, что-то не дает ногам подогнуться.

– Я не помню момент убийства, – сказала она. – Погас свет, я потеряла сознание. Очнулась на полу комнаты, вся залитая кровью. Свет горел. Рядом лежала эта женщина. Я даже не поняла, жива она или… Ножа нигде не было. Потом появились какие-то люди и выволокли тело в коридор. На следующий день в камеру принесли вещи, которые сейчас на мне. Я смогла помыться в корыте. Потом перевернула всю комнату вверх дном. Но ножа не нашла.

– Нож у меня, на нем ваши пальцы. И запекшаяся кровь. Еще есть видеозапись вашей драки с погибшей женщиной. В момент, когда вы ударили ее ножом, погас свет. Но это не имеет значения. Нож и пленка – прямые неоспоримые доказательства вашей вины. Можно устроить так, что орудие убийства окажется в следственном комитете МВД. У нас в стране есть колония, где отбывают срок иностранцы. Условия содержания заключенных там ничем не лучше, чем в обычных тюрьмах и лагерях. Такой женщине как вы будет чертовски трудно выдержать даже короткий срок. А вы останетесь там надолго.

– У меня будет хороший адвокат…

– Хороший адвокат вряд ли поможет. В любом случае ваше будущее видится мне только в темном свете. Пока будет идти следствие, а эта процедура у нас растягивается на долгие месяцы, даже на годы, вы будете сидеть в тюрьме. Ждать суда. А в тюрьмах женщины частенько накладывают на себя руки. Или быстро угасают от болезней. Неужели вам хочется болтаться в петле? Или умереть другой, еще более мучительной смертью? И ради кого, ради Аносова? Этого маргинала, преступника… Вы покрываете убийцу, террориста… Зачем? И кто вам больше дорог: этот отброс общества или старик отец и ваша дочка. Ее сердце разобьется, когда она узнает о смерти матери.

Николай Макарович прикурил сигарету и, пустив в потолок струю дыма, наблюдал за эффектом, который произвели его слова. Из глаза Джейн выкатилась слезинка и, прочертив по щеке блестящую полоску, повисла на подбородке.

– Не могу смотреть на женские слезы. Это для меня – самая изощренная пытка. Приведите себя в порядок. Умойтесь. В углу раковина и полотенце.

Николай Макарович поднялся с места, положил перед Джейн безупречно чистый носовой платок. Лязгнул дверной засов и наступила тишина.

Территорию морга отделял от внешнего мира забор из почерневшего от времени кирпича и ворота, сваренные из кусков листового железа. Радченко жал на кнопку звонка до тех пор, пока скрипнули петли. Появился человек в несвежем медицинском халате, поверх которого был надет клеенчатый фартук. Человек спросил имя посетителя, поманил его пальцем за собой.

За воротами стоял приземистый двухэтажный корпус, похожий на старинный особняк. На ходу Радченко достал бумажник и вложил в лапу санитара пару крупных купюр. Тот сунул деньги за пазуху и, остановившись под козырьком парадного подъезда, сказал:

– Здесь нельзя находиться посторонним. Не допускаем родственников и знакомых на пушечный выстрел. Даже если мент приехал, нужна специальная бумага. В случае чего, ну, если спросят, скажете, что вы ассистент профессора Казанцева. А теперь пошли.

– В подвал?

– Что, уже бывали здесь? – обернувшись, спросил санитар и оскалил в улыбке порченные табаком мелкие зубки. – Невеселое местечко. Только побыстрее, пожалуйста. У меня сегодня еще три вскрытия.

– Что, много работы?

– Точно, работы через край, – кивнул санитар. – Особенно в последнее время. Мертвяков везут пачками. Как мусор на свалку. Бродяжки, бомжи, – эти нам достаются. А приличные люди сюда не часто попадают.

Спустились в полутемный подвал и медленно двинулись по коридору. Буквально полчаса назад давний клиент Радченко, знаменитый на всю страну врач позвонил в морг и попросил, чтобы адвокату оказали всю возможную помощь, которую только можно оказать хорошему человеку. Санитар остановился, взмахнул руками, как дирижер на репетиции оркестра. Сказал, что вернется через минуту, и пропал. Радченко присел на деревянную скамью, стал смотреть в одинокое окошко под потолком. Санитар появился только через полчаса.

– Такая история получилась, странная, – сказал он. – Труп Коли Степанова числился у нас под номером тридцать три дробь два. Так вот, откуда-то позвонили, видимо, большие начальники или еще кто. Короче, попросили, чтобы этого Степанова перевезли в другой морг.

– Почему, в чем дело?

Санитар был немного растерян. Он не мог решить, что делать с полученными деньгами. Человеку он не помог. Значит, нужно возвращать премиальные. Но этого делать не хотелось. Санитар подумал, что потратил полчаса личного времени. Ходил, выяснял, разбирался. Значит, заслужил свой бонус. Нет, он не вернет ни рубля, даже если адвокат того потребует. Придя к этому выводу, санитар заметно повеселел и заговорил быстрее.

– Ну, я сам сюда недавно устроился. Друзья помогли. Место хлебное, много желающих попасть в санитары. Но репутация у морга еще та… Говорят, что у жмуриков, которые скоропостижно скончались на улице, в метро или в такси и были доставлены сюда, пропадали вещи. Мобильные телефоны, деньги, кольца… А при вскрытии изо рта мертвяков санитары и врачи выламывают золотые коронки.

– Это правда?

– Слухи я оставляю без комментариев.

Санитар лукаво подмигнул собеседнику и добавил:

– Поэтому последнее время нам и достается так много бомжей и нищих бродяжек. Видно, друзья этого Коли волновались, чтобы чего не пропало. И золотые коронки оказались на месте. Вот и похлопотали, чтобы тело перевезли в другой морг.

– Коля Степанов – это семилетний мальчик, – Радченко почувствовал первые приступы мигрени. Боль начиналась в области затылка и сдавливала голову, словно железным обручем. – У него нет и быть не может ценных вещей. Он просто не мог, не успел их завести. Он всю жизнь прожил в детском доме. И золотых зубов во рту тоже нет и быть не может.

– Тогда не знаю, – санитар поскреб ногтями затылок. – В карточке регистрации было сказано, что во рту труппа – четыре коронки желтого металла. Я думал, что из-за этих вставных зубов весь сыр-бор. Кто-то звонил дежурному врачу. А потом приехала машина, труп забрали. Такая история…