Олег Джурко - Ангелы отпевают всех подряд. Боевик

Да разве это воровство? Женщина своей десницей исправляла недосмотр Проведения, в свое время не обеспечившего и ей встречу с капризной Удачей.

В суете убегания от самого себя, Тимофей (это вранье, что он убегал от бандитов), потерял уже не мало. Вкус к забавным нюансам жизни заметно притупился. Ему стало жалко себя. Он был не способен прочувствовать всех тонкостей торжественности перерождения женщины из беднячки в богачку. Вот он не умел, как умела это затрапезная толстушка, обставить торжества обогащения счастливым, уютным умиротворением.

Даже преступление женщина превратила в запоминающееся удовольствие. Она священнодействовала. Всей душой отдавшись радости, она была прекрасна в своей беззащитности. Такого он не испытает никогда. Так в праве ли он, тщеславный мозгляк, рассудочный авантюрист владеть тем, что другому дает истинно человеческие, воодушевляющие, почти духовные переживания?..

Но до чего скромна. Что ей стоило – тебя сонного топором по башке и – уля-улю, дорогой Тимофей Савельевич.

Вот губы скромной ведьмы перестали шевелиться. Женщина порозовела, словно испытала ошеломительный оргазм. Чувства благодарности господину Случаю переполняли нежное сердце. Из глаз прыснули слезы умиления. Она спрятала коробку, набитую долларовой лапшей, в нижний ящик комода и обратила свое сердце в красный угол избы.

Голубица, не смотря на сексуально привлекательный ватный живот, изящно опустилась на колени перед главной духовной ценностью избы, – халтурной одноцветной картонкой, заменяющей иконку Николы Угодника, и самоотреченно положила голову на пол.

Каялась она или возносила хвалу? Небось, пообещала купить угоднику лампадку?

Вот это уже было свинство. Плутовка возносила благодарение святому угоднику, хотя на деле честь облагодетельствовать добрую женщину целиком принадлежала Тимофею Савельевичу Кровачу. Я взял на себя большую часть греха ее неправедного обогащения. Валентина на меня должна молиться…

Крестилась Валентина не долго. Поднявшись с колен заторопилась… Подставила скамеечку и тихохонько стала засовывать отощавший пакет под подушку. Тимофей с удовольствием втянул ноздрями взволнованный запах вчерашнего женского пота. Затаенное дыхание дородной чаровницы придавала историческому моменту в ее жизни неотразимую привлекательность. Тим даже примерился, поместится ли обольстительница на печке рядом с ним… Пусть заплатит воровской оброк натурой!

– М-м-м-я-я-у-у! – жарко выдохнул Кровач, открывая совершенно трезвые глаза, и крепко поцеловал хозяйку в губы.

– Ай! – взвизгнула душка-толстушка и обвалилась на пол.

Была ли Валентина в обмороке, или притворялась, опасаясь возмездия, но пока Тимофей натягивал заметно севшие портки, она не пошевелилась, хотя аппетитно задравшийся подол ее сорочки очень хотел, чтобы его озорство было оценено по достоинству.

Тим выгреб деньги из коробки, отлистал три сотенных в компенсацию возможных ушибов, случившихся по вине его страстного поцелуя, выпил громадный ковш прекрасной колодезной воды и, туго набитый долларами и надеждами, покинул первое пристанище в его поисках нового счастья. Прихватив, походя, со стола полбуханки ржаного хлеба.

Трепет, вызванный видом больших денег в робком сердце доброй женщины, передался и ему. Живительные силы неудавшейся воровки перелились в его вены и распирали теперь изнутри. Он был весел и подвижен, как надутый презерватив, заигрывающий с ветром. Все верно, полоса удач продолжалась, обреченная на исключительное постоянство. Блаженный! Дурачок! Сунул голову в петлю и ликует…

Никто не проводил Кровача, залетного миллионера, неповторимое олицетворение Золотых Гор, в кои то веки посетившее безвестную деревушку. Четыреста долларов, осыпавшиеся с этих Гор на Валентину, долго еще будут сотрясать бредовыми слухами округу, а Тимофею они крепко попортят кровь уже сегодня, но залетный миллионер еще не знал этого.

С оглушительным волнением приближался он по раскисшей тропке к заколдованному месту, где вчера нечистая сила сыграла с ним злую шутку. Если деньги водяной не припрятал в этой проклятой яме – богатство поминай как звали…

Сам не свой, Кровач заглянул внутрь полу обрушенного колодца глубиной, пожалуй, не меньше трех метров. Воды на дне не было. Сумка преданно ждала своего беспечного хозяина. Какое счастье, что водяной оборотень спрятал ее на ночь у себя. Невесть что могли бы сотворить со спавшим миллионером угоревшие от жадности любовники – ведьма и наркоман-ведьмак…

Возле сумки шевельнулось что-то живое. Проклятье! Нет, это собака… Размозженная голова чудовищно распухла. Почуяв человека, бедняжка приподняла голову, приветливо пошевелила обрубком хвоста. Голова дрожала и дрожал висевший на жилке глаз…

Сердце Кровача не ужалила когтем жалость… Он должен быть готов и не к таким натюрмортам-натюрмордам… Тимофей деловито отломил для обреченной псины половину экспроприированного у Валентины хлеба и мухой вылетел из замшелой могилы друга неведомого бывшего человека.

ГЛАВА 5

Странно, деревня утопала в раскисшей глине, а на этой стороне низины к подошвам ластился песок. Дорога почти подсохла и энергично взбиралась на пригорок. Через полчаса деревня исчезла. Как мираж....

Нет, нет! Не было никакой деревни, никакой Валентины! Все это мне приснилось. Ночь, гроза, горячая печь – нет, нет! В этом нет ни капли реальности… Скоротечная болезнь фантазии…

Он наддал. Он почти бежал, перекошенный сумкой, неподъемной в нормальных условиях для нормального человека. Пот заливал глаза. Он рванул ворот рубашки. Довольно галлюцинаций. Костьми лягу, но вырвусь из этого заколдованного околотка, где не будет никакой чертовщины, где все четко и определенно, кто – враг, кто – не враг.

С каждым километром Сума зловредно прибавляла в весе. Намозолив плечи, теперь она безжалостно дубасила по икрам. Сколько верст этой проклятой земли отделяет его от цивилизации – страшно было предположить…

А как он мечтал о тишине полей, о запахе леса, о несуетной жизни среди трав и цветов, не опоганенных отбросами цивилизации. А что, пошел бы в учителя, срубил бы избу, учил бы ребятишек что такое MS-DOS, NORTON COMANDER…

Сусанна блажь про учительство обрывала сразу, но не препятствовала фантазировать о своей дачке, где-нибудь в сосновом бору. Кресло – качалка или гамак, томик сонетов Шекспира в руках, нет – хороший детектив, лучше про пиратов, и… сладкая дрема аб-со-лют-но-го отключения от любых источников информации, агрессивной в своей злободневности…

Дач своих родителей и Сусанны он откровенно не любил. Мало, что там ни на минуту не оставляли без дела, под окном на юг одной – сосед возвел свинарник, напротив терраски другой – сползлись три капитальных туалета и нагло благоухали на солнышке.