Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

Верно, верно, отметил про себя Сергей.

Пока существует частная собственность, пока вся крупная собственность сосредоточена в руках небольшого числа дурных людей, в государстве не может быть справедливости…

И это верно.

Король Утопус сознательно отделил свой счастливый остров от материка, став, так сказать, творцом первого в истории железного занавеса. (Вот, оказывается, как издалека это идет.) На острове Утопия существовало пятьдесят четыре равноудаленных друг от друга города. Ежегодно каждый город посылал в столицу трех старцев на совещания, касающиеся общих дел острова. (Совсем как в нижней палате думы.) Земледельческая семья на острове Утопия состояла из сорока членов и двух прикрепленных к земле работников. Каждыми тридцатью семьями правил филарх. Излишки хлеба и инвентаря отдавались соседям, испытывающим в том нужду. Каждый месяц устраивались народные праздники. Перед жатвой филархи непременно уведомляли городские власти, сколько людей понадобится им в помощь для сбора хлеба. (Кажется, филархи ничем не отличались от бывших партийных секретарей.) Города были похожи один на другой. (Неужели типовыми микрорайонами?)

Сергей поднял голову.

Поддатого мужика в тамбуре снова травило.

Впрочем, отмучившись, он вновь засмолил дешевую сигарету.

Каждые десять лет квартиры делились между жителями Утопии по жребию. Чтобы предупредить возможные заговоры против государства, запрещалось под страхом смерти рассуждать об общественных делах, где бы то ни было, кроме сената и народных собраний. Одевались все одинаково: в кожаные рабочие костюмы, или в более нарядные – льняные и шерстяные без искусственной окраски.

Главным занятием филархов являлся надзор над гражданами.

Кроме филархов, от постоянных работ освобождались только ученые.

А продовольствие среди граждан Утопии распределялось бесплатно, хотя лучшие блюда отдавались при этом правящей верхушке, а так же приглашенным в страну чужестранцам…

Это нам знакомо, покачал головой Сергей.

Часами стояли когда-то в бесконечных очередях за килограммом колбасы и банкой растворимого одесского кофе.

Если кто-то хотел навестить родственника, живущего в другом городе, он должен был получить специальное разрешение филарха. Снабженный грамотой счастливчик ехал в город на волах, которых вел невольник…

Ну, конечно! Куда без невольников?

Удивление все сильней охватывало Сергея.

Жан-Жак Руссо считал, что следует искать такие формы общежития, которые могут эффективно защитить и поддержать каждую отдельную личность. При этом отдельные граждане, вступая в связь с остальными, должны всегда зависеть только от самих себя…

Трудно не подписаться под такой мыслью.

Тот, кто пытается изменить основной закон и ввести в повседневную жизнь частную собственность, должен быть незамедлительно приговорен к заключению в гробовой камере на кладбище. Имя такого человека навсегда вычеркивается из списка граждан, а его семья получает другую фамилию…

Ничто не ново под Луной.

Было, оказывается, все было.

И отнимали родовые имена. И заключали в гробовые камеры. И высаживали на северные острова – разутых, раздетых, поскольку…

…все законы окончательны и неизменны. Они высекаются навечно на колоннах или на специальных пирамидах, поставленных на площадях каждого города. В уже принятых законах нельзя изменить ни единого слова.

Сергей непонимающе поднял голову.

Что за черт? Почему все это называют счастливым утопическим государством?

Отложив записную книжку, он некоторое время следил за мелькающими огоньками в ночной темноте. Он никак не мог по-настоящему сосредоточиться. Скажи мне кто-нибудь, что однажды я буду пить водку с убийцей Веры Суворовой, разве бы я поверил?…

Бабеф утверждал, что земля должна принадлежать всем.

Если отдельный человек присваивает себе какую-то вещь, это должно считаться кражей общественного добра, так же, как любое право продажи, ибо это разделяет членов общества. Точно так же нетерпимо превосходство талантов и технических знаний, поскольку оно служит плащом для прикрытия всяческих покушений против равенства граждан. По разному оценивая стоимость тех или иных видов труда, легко обидеть хороших работников. Нелепо и несправедливо более высоко оплачивать те занятия, которые требуют большего образования и особенного напряжения мыслей, ведь вместительность человеческого желудка от этого не делается больше. Все, созданное гением, принадлежит обществу, а не гению, а умственное образование, если оно неравно распределено между гражданами, должно считаться преступным, поскольку дает умникам легкую возможность угнетать и эксплуатировать всех остальных.

Никому богатства, но каждому – достаток…

Вполне здравый лозунг.

Ученики Сен-Симона ввели в обиход другой замечательный принцип: каждому по способности, но каждой способности – по ее силам…

Разумеется, усмехнулся Сергей.

Правда, у идиота, не обремененного никаким образованием и не отличающегося при этом никаким таким особенным напряжением мысли, желудок все-таки может оказаться куда более вместительным, чем у гения.

Ночь…

Смутные огни за окном…

Воздух, отравленный вонючим дымом…

Роберт Оуэн родился в 1771 году в Шотландии.

В одиннадцать лет от роду его отдали лондонскому купцу, работая на которого, он проявил необыкновенные качества управленца. Уже девятнадцати лет от роду стал директором большой прядильни. Там его заметили и взяли на другую фабрику – совладельцем. За два года Оуэн навел на фабрике порядок и дисциплину и добился поразительных производственных результатов.

Необычным оказался и созданный Оуэном «Справедливый банк обмена труда».

СБОП приобретал у торговцев изделия, исходя из оценки качества по количеству часов затраченного на изготовление изделия труда. Разумеется, СБОП быстро перегрузился бесполезным балластом и рухнул…

И это знакомо, вздохнул Сергей.

Утопизм Оуэна ярче всего проявился в создании коммунистических колоний. Самая известная – Новая Гармония – была основана в 1825 году в американском штате Индиана на земле, купленной Оуэном вместе с неким Уильямом Маклкромом. Оуэн всерьез считал, что именно в Новой Гармонии проявится совершенство созидательной коммунистической идеи, что именно здесь она проявит себя и завоюет, наконец, весь мир…

Ну да.

Перманентная революция.

В колонию отовсюду стекались люди.

Среди них были истинные мечтатели, но не мало было и таких, кто смотрел на счастливое предприятие Оуэна всего лишь как на чудачество богатого придурка. В итоге в Новой Гармонии сошлись представители самых разных общественных классов, профессий, нравов. Никто никому не обязан был объяснять причины своего появления в колонии, поэтому очень скоро Новая Гармония превратилась в котел самых неистовых страстей. В уставе, подготовленном Оуэном, для определения сути нового общества указывался трехлетний подготовительный срок, но слишком энергичные колонисты уже на следующий год провели в жизнь конституцию, категорически утверждающую в Новой Гармонии коммунизм. Отныне вся законодательная власть предоставлялась общему собранию колонистов, а исполнительная – рабочему совету из шести человек. Роковые последствия подобного управления проявились очень быстро и далеко не лучшим образом. В результате колонисты сами попросили Оуэна вернуться к власти и восстановить разваливающийся порядок.