Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

– Нет здесь письма, – окликнул он Соню.

– Это ты сбросил на пол флаконы? – заглянула в спальню Соня и испуганно всплеснула руками: – Что это?

– О чем ты?

– Об этих мерзких очках.

– Разве они не твои?

– Разве я похожа на сумасшедшую? Ничего такого здесь не было. Я положила письмо на столик и ушла в ванную. Здесь был полный порядок, вся косметика стояла на столике.

Сергей подошел к распахнутому окну:

– Ну, забраться к тебе несложно…

– Я никого не приглашала.

– Это распахнутое окно само как приглашение.

– Я люблю свежий воздух.

– Как можно жить в доме, в котором все нараспашку?

– У меня соседи серьезные. Внизу – прокурор, напротив – эфэсбэшник. Еще живет в доме работник радио.

– Но кто-то здесь все-таки побывал…

А дом деревянный, ну, эти деревянные кружева, блин… И сучка трахнутая. Вот такая трахнутая… Я за ней присмотрел, она дверь на балкон даже на ночь не закрывает… А брать бумагу… Как отец Даун сказал…

– Я заберу эти очки. Не против?

– Сережа! – глаза Сони округлились, она действительно была испугана. – Ты, правда, думаешь, что в спальню кто-то поднимался? Зачем?

– А ты посмотри внимательно, может, пропало что-нибудь?

– Да что тут брать?

– А письмо?

– Оно лежало на столике. – Соня испуганно огляделась: – Я сейчас же позвоню прокурору.

– Зачем?

– Но кто-то здесь побывал! И письмо исчезло.

– Всего-то? – усмехнулся Сергей. – Да, может, ты оставила его в редакции?

– Что ты мелешь? Час назад я держала его в руках.

– Ну, это ты так считаешь.

– А этого мало?

– Разумеется, мало.

– Олег Георгиевич поверит. Это прокурор. Он мой сосед.

– Ну, ладно, поверит, – согласился Сергей. – Все равно не советую звонить. Ты ведь понимаешь, что никто не станет всерьез заниматься каким-то письмом. Сейчас пропавшими людьми всерьез не занимаются. Лучше я сам попробую отыскать письмо.

– Как?

– Пока не знаю, – пожал он плечами. – Но кое-какие догадки у меня есть.

Въезжая на Ленина, Сергей на ходу вытащил сотовый.

«Коля, я задержусь». – «Случилось что-нибудь?» – «Пока не знаю».

Возле кинотеатра Горького Сергей суеверно сплюнул. После смерти Веры Павловны он считал это место плохим. «Самый неудачный сексуальный день…» – вспомнил он разыгравшуюся Соню. Дура! Дура все-таки. Жить в доме с распахнутыми окнами! И снова вынул сотовый: «Якушева, пожалуйста». – «Нет Якушева». – «А когда ему можно перезвонить?» – «Попробуйте через час».

Проскочив арку, он увидел белую «восьмерку» у крайнего подъезда, но никого рядом не было.

Это остро разочаровало Сергея.

Закрыв машину, он неторопливо прошел вглубь прокаленного солнцем двора – к бетонной линии наземных гаражей. И обрадовался, лишь увидев настежь распахнутую дверь.

В общем, гараж как гараж.

У боковой стенки – металлический верстак, на нем какие-то запчасти. У металлического порожка – пустая пластмассовая канистра, резко отдающая запахом бензином. Под потолком лампочка без абажура. В общем, все как и должно быть в гараже. И паленую водку тут не разливали. Правда, в глубине гаража, как в сумрачном аквариуме, разместилась на продавленном диване вся троица.

Появление Сергея явно прервало какой-то неприятный спор.

– Кто это там? – демонстративно не поворачиваясь, поинтересовался хорек.

– Да мудила какой-то, – зло ответил плечистый скин, похожий на борца. На нем была черная майка и черные шорты. В компании он был самый молодой и, наверное, самый глупый. – Какой-то рыжий мудила.

– Чего он хочет?

Сергей не дал ответить плечистому:

– У вас тут бензином пахнет…

– Так это ж гараж, – настороженно откликнулся третий – скуластый, крепкий, в светлой рубашке, расстегнутой до пояса. Он настороженно присматривался к Сергею. – Да и не зима сейчас…

– Это верно, – усмехнулся Сергей. – Зимой вам проще. Сунул пушку под тулуп и пошел на работу.

– О чем это он? – все так же хмуро спросил хорек.

– Намекает, – зло догадался молодой.

– На что?

– Ты на что намекаешь? – спросил молодой у Сергея.

– На чистосердечное признание.

– Чистосердечное признание облегчает совесть, зато увеличивает срок, – знающе откликнулся хорек. И наконец поднял глаза на Сергея: – Чего тебе?

– А вот послушай, – ухмыльнулся Сергей. – Приходит крутой к ювелиру. «В натуре, беру золотую цепь на полкилограмма». – «Ну, бери. У меня еще есть». – «Да я сам вижу. Ты, в натуре, переделай ее». – «А как?» – «Ну, как… – замялся крутой. – Ну, переделай… Ну, скажем, это…» – «Да что это?» – «Ну, переделай ее в такую же!»

Плечистый, хоть и выглядел самым глупым, заржал. Но хорек поморщился, как от изжоги, и смех оборвался.

– Мы на гостей не сердимся, – хмуро сказал хорек. – Мы от души принимаем, мы даже угощаем гостей.

И спросил, не глядя на плечистого:

– Есть у нас что-нибудь?

– Вкусненькое?

– Ну, да.

– Так я ж не знаю, любит ли он такое?

– А что сегодня есть у нас вкусненького?

– А вот, – нагло подмигнул плечистый. – Чучело подсадной утки.

– Ну, угости!

С неожиданной резвостью плечистый вскочил.

Схватив с металлической полки тяжелое резиновое чучело, он стремительно бросился на Сергея, но Сергей тоже не потерял ни секунды. Удар ноги пришелся плечистому в колено.

– Ой, блин! Ногу сломал!

– Не скули, проживешь и на деревяшке. А ты, – быстро сказал он хорьку, попытавшемуся вскочить с дивана. – Ты, хорек, сиди на своем месте и не открывай рта.

– Почему?

– Он у тебя похож на козью жопу.

В гараже установилась мертвая тишина.

Понимая, что такая тишина не может длиться долго, что в любой момент она может закончиться всем, чем угодно, Сергей неторопливо извлек из кармана темные очки, бережно опущенные в целлофановый пакет. Все три скина, как зачарованные, следили за руками Сергея. Даже плечистый, сидя на полу и обнимая вывихнутую ногу, перестал скулить.

– Ченч, – деловито предложил Сергей. – Махнемся?

– А что на что? – хмуро спросил хорек, явно догадываясь.

– Ты мне бумагу из деревянного двухэтажного дома, а я тебе очки. Да не просто очки, а со стопроцентной гарантией того, что никто ими больше интересоваться не будет.

– Какие еще очки?

В голосе хорька прозвучала неуверенность.

Он еще пыжился, но была, была в его голосе неуверенность.

Может, он и не осознал еще всю опасность положения, но в общем потихоньку она до него доходила. Наверное, они тут об этих очках и разговаривали. Хорек еще ухмылялся, еще морщился, еще покачивал бритой головой, шутишь, мол! – но губы его пару раз чуть заметно дернулись, а в глазах что-то такое неуверенное затуманилось.

– Какие очки? – переспросил Сергей. – Да ты, наверное, знаешь. Такие темные. И понятно, на них кое-что осталось.