Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

Химик призадумался.

А, призадумавшись, объявил, что хочет спать, а я, если захочу сказать ему что-нибудь важное, смогу найти его завтра в институте в компьютерном зале. Против таких слов у меня, понятно, аргументов не оказалось, тем более, что я ничего от него не хотел, и мне, уже несколько протрезвевшему от напряженных бесед на не родном с детства языке, пришлось ретироваться. В процессе немедленно начавшейся ретирады я незаметно прихватил понравившийся мне словарь, но Провидение и здесь меня не покинуло: химик Пол из Флориды заметил мою незатейливую попытку, и с доброй братской улыбкой отобрал книгу. Так я вернулся на круги своя – один в коридоре душной гостиницы, пьяный и без товарищей, судьба которых, уж не помню, волновала ли меня; но то, что они не смогли вслед за мной проникнуть в гостиницу, это я уже понимал.

А где же мой виноградный сок? – вдруг вспомнил я. Где мой сладкий напиток, опечалился я, где мой напиток, произведенный на исторических просторах Аттики? Ведь чаще всего вспоминаешь о некоей дорогой для тебя вещи, лишь обнаружив ее отсутствие. Поэтому я снова вернулся примерно на третий этаж, примерно в тот номер, в котором недавно дружески болтал с чужестранным химиком Полом из Флориды, доверительно признавшимся мне в том, что у него жена полячка. Проститутка она, наверное, подумал я задним числом без какого-либо упрека в адрес химика. Зачем упреки? Просто проститутка. Всем известно, что чужестранцы любят брать в жены проституток из России и Польши. В этом нет ничего зазорного, а даже много выгодного и нам и им.

Я вошел в номер.

В номере было темно.

Я зажег свет и увидел незнакомого спящего чужестранца.

А чужестранец проснулся и увидел меня, который тоже не был ему представлен.

Этому чужестранцу на вид не было даже тридцати, такой совсем молодежного вида чужестранец. «What do you want?» – спросил он меня, но я отвечать не стал. Обшарив взглядом номер, я к большой своей радости обнаружил на столе синий параллелепипед с ярко-красными виноградинами. «It is your juice?» – строго спросил я, указуя десницею на сок. «No, it is not», – ответил растерянно чужестранец. Тогда я торжественно объявил: «It is my juice!», и взял сок. Мне, конечно, хотелось поболтать со свежим человеком, но в благодарность за то, что мой сок нашелся, я решил, что пусть его спит.

Погасил свет и вышел. И спустился на первый этаж.

Прихлебывая сок, я неспешно прошелся по зимнему саду, оттуда был виден просторный вестибюль, в котором, конечно, сидели менты. Чувствуя себя человеком-невидимкой, все так же неспешно отхлебывая виноградный сок, я гордо поплыл к выходу, стараясь не замечать крепких мужчин в мышиных и гороховых пиджаках. Но они охотно окликнули меня, и я был вынужден прервать гордое шествие. В тот же момент из недр вестибюля выполз еще один мужчина – в белой рубашке и в красном галстуке. Я не мог вспомнить, где я его видел и откуда его знаю, но сразу почувствовал, что с его приходом должна начаться какая-то другая жизнь.

«Хай!» – добродушно сказал я ему.

«Я тебе дам хай!» – весело отозвался он и подтолкнул меня к ментам.

«Значит так, – сразу сказал мне полуглавный мент, я это понял по его довольно пустынным погонам. – В каких номерах был?»

«Ни в каких».

«А что делал в гостинице?»

«Гулял по зимнему саду».

«Значит так, – повторил полуглавный мент. – Если честно скажешь, как тебя зовут и как твой домашний адрес, мы тебя отпустим».

Я ему не поверил, но имя и адрес назвал честно.

Менты тут же сделали запрос и получили удовлетворивший их ответ. Полуглавный даже усмехнулся и без всякой злости сказал: «Ну, ладно, вали на улицу, там тебя встретят».

Я вышел.

На улице стояла ночь.

Воздух был свеж и прозрачен.

Я приближался к месту моего назначения.

Теперь уже главный мент, я это понял по звездчатым погонам, подошел ко мне и, намеками извинившись, тщательно обыскал мои карманы. Не найдя в левом кармане ничего предосудительного, а в правом найдя мятую бандерольку от пачки узбекского зеленого чая, главный мент засмеялся, обыск прекратил и почти дружески сообщил мне, что один мой товарищ недавно тут вел себя хорошо, а второй – не очень, и они нехорошего товарища задержали. Как ни был я рассеян, из названных примет следовало, что задержанный, скорее всего, братец неразговорчивого Андрея Ф. Он, наверное, забыл, что разговаривать с ментами – всегда нехорошо. Зато водка цела, удовлетворенно отметил я, вспомнив, что водку мы сунули в непрозрачную сумку молчаливого Андрея Ф. Потом, спросив ментов, как прямее выйти к городу, я неспешно пошел по дороге, потихонечку попивая сок.

Кстати, девушка Зейнеш, из невнятных переговоров строгих блюстителей порядка я понял, что они с удовольствием и меня, и молчаливого Андрея Ф. упекли бы в трезвяк, но под рукой у них не оказалось машин, а, значит, снова восторжествовала справедливость. Не впервые за эту ночь.

Обходя неуютные бетонные логова-общежития молодых ученых академгородка, я с отвращением представлял, как в них душно, но при этом знал, что денег у меня все равно нет, а идти в город пешком – безумие, а до автобусов вообще еще часа два. Поэтому на всякий случай я все-таки автоматически подмечал окна, в которых еще горел свет, а особенно те окна, из которых даже в это время глухой сибирской ночи доносился шум явно неформальных алкогольных застолий (все-таки международная конференция закончилась!).

Седьмой этаж…

Шестой…

Третий…

Возле подъезда я увидел на стене категорический призыв: «Стань русским!» Как истинный патриот, я с готовностью ответил: «Щас!», обнажил ястреба и пописал на стену. Потом вошел в понравившуюся мне общагу, поднялся на третий этаж, запнулся о стиральную (по звуку) машину, нащупал дверь и постучал. Ты, конечно, удивишься, но дверь открыл человек, с которым я из-за какого-то пустяка накрепко поссорился два года назад, с которым однажды в городе Горьком жил в соседних номерах гостиницы и даже не здоровался – на фестивале нетрадиционной пантомимы; то есть, как ты, наверное, уже догадалась, дверь мне открыл Игореха П., руководитель Студии пантомимы.

Увидев меня, Игореха П. удивился, но сказал: «Проходи».

Я прошел, и увидел теплую компанию, шикарно пирующую в полутьме – не просто теплой, а горячей. Среди пирующих оказался мой давний приятель физик-топопривязчик Андрей З. Я обрадовался ему, как родному, допил виноградный сок и выбросил пустой тетрапак в открытое окно.

Компания притихла.

Оказалось, что чужестранцев в компании количественно больше, чем наших, и они удивились моему широкому Западно-Сибирскому жесту. Правда, Игореха П. тут же представил меня как шутника и небезызвестного русского писателя. Тогда чужестранцы снова заулыбались.