Виталий Гладкий - Ликвидатор

Их было четверо. Я вырвался из купе, словно тайфун. Ошеломленные увиденным – понятное дело, они надеялись, как всегда, быстро пришить очередных лохов и смайнать в кассу за денежкой – бандиты почти не оказали сопротивления.

Наверное, я мог бы оставить кого-нибудь в живых, но долгое сидение в колонии, чересчур большое нервное напряжение и, наконец, закон ликвидаторов: живой свидетель – твоя могила – сделали свое.

Может, мне и повезло: эти придурки не сочли нужным приготовить еще пару стволов, решив, что первый, наверное наиболее опытный, разберется с полусонными "клиентами" без посторонней помощи.

А когда они до этого додумались, то было поздно – самый шустрый из них, успевший даже снять пистолет с предохранителя, так и не успел понять, каким образом его австрийский "глок" влез ему в рот по самую рукоятку, по дороге покрошив все зубы…

Муха был бледный до синевы, как покойник. Он испугался до икотки. А когда увидел гору трупов в проходе, то едва не шмякнулся в обморок. И вовсе не потому, что испугался вида крови. Похоже, он признал кого-то из жмуриков.

И это поразило его как удар молнии.

– Уходить… ик! Нужно уходить… ик! – Он дрожащей рукой тянул меня к выходу. – Стоп-кран… – Сначала давай оденемся и соберем вещички…

Я торопливо обшаривал карманы бандитов, мысленно молясь, чтобы никто из пассажиров не вздумал выйти в коридор.Однако было уже четыре часа утра, и крепкий предутренний сон сморил даже проводницу, толстую унылую клушу сорока лет.

– Спрячем их в купе! – принял я решение. – Помоги! Быстро!

Помощи от Мухи было как от козла молока – он никак не мог прийти в себя. Я сам затащил всех в нашу комфортабельную клетушку и рассовал по диванам. Картина получилась впечатляющая…

Срывать стоп-кран я не стал: похоже, нашу разборку никто не заметил и не услышал, а значит, трупы обнаружат не скоро. И оставлять след за собой в виде вынужденной остановки состава было бы безумием и вопиющим непрофессионализмом.

Но если даже кто-то из пассажиров и заподозрил недоброе, то я сильно сомневался, что у него хватит смелости выползти до ближайшей станции из своей конуры, чтобы исполнить гражданский долг – поорать всласть и поднять на ноги соответствующие органы. Патриотизм моих соотечественников обычно дальше собственной кухни не распространяется.

Мы проехали еще с полчаса, пока поезд не пошел на подъем, снизив скорость. Прыжок в темноту получился удачным, и мы поторопились к шоссейке, которая угадывалась по редким движущимся светлячкам фар грузовиков.

Конечно, в себе я не сомневался: в свое время эти подлые ночные поскакушки, да еще и на полном ходу, немало попортили мне крови и насажали синяков и ссадин. Но теперь я мог собой гордиться – я приземлился, как кот, мягко и четко.

Но Муха мог запросто свернуть себе шею, и операция закончилась бы, едва начавшись. Поэтому я выпрыгнул вторым, а пахану так долго и придирчиво выбирал место высадки, что сам едва не сиганул по запарке в глубокий яр, откуда меня могли вычерпать лишь ковшом экскаватора…

Рассвет застал нас в кузове крытого "КамАЗа". Водила, добродушный увалень с мягкой русой бородкой, конечно, не мог отказать геологам, но в кабине ехала его семья, жена и двое детей, и мы, бодро подтвердив свою неприхотливость, забрались на какие-то железки, едва прикрытые старым ватником и промасленной ветошью.

Ничего, пусть жестко спать, зато есть надежда проснуться живыми…

Водитель, милостиво сделав крюк, высадил нас возле автовокзала. Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что мне выпало дать деру из тюряги на Севере.

Только здесь шоферы подбирают попутчиков без особой опаски и не требуют платы за проезд. В центральных районах нам пришлось бы шпарить по проселкам до посинения, и никто на нас даже не плюнул бы, не говоря уже о том, чтобы подбросить до ближайшего города.

– Будем ехать автобусами с частыми пересадками, – сказал я Мухе.

Он молча кивнул, соглашаясь: похоже, мои подвиги в вагоне полностью отмели все его сомнения по поводу моей персоны.

– Едем в сторону… – Я назвал направление.

– Нет! – неожиданно резко ответил Муха. – Планы изменились. Берем курс не на Москву, а на Питер.

За все время поездки в грохочущем кузове "КамАЗа" мы не перекинулись даже словом, сидели нахохлившись, как сычи, каждый со своими невеселыми мыслями.

Что надумал Муха?

– Что-то случилось? – спросил я, заранее зная, какой будет ответ.

– Нас ждали. – Ненависть перекосила лицо Вараксина. – Я узнал одного из тех… – Он кивком указал в сторону тайги, где проходил железнодорожный путь. – Они думают, что накололи меня… падлы… Придет время – разберусь. А сейчас едем в Питер. Там есть надежные люди. Справим документы – и в Финляндию или Швецию. Потом… ладно, о чем сейчас базарить. Загад не бывает богат. Иди за билетами…

Я трясся, как эпилептик, на заднем сиденье допотопной развалюхи – ее только под большим бухом, и то с натяжкой, можно было признать автобусом. Рядом тарахтел костями Муха, с отвращением прижимая к лицу носовой платок, чтобы уберечь носоглотку от въедливой желтой пыли.

Изредка я прикасался к рукоятке пистолета, торчащего сзади за поясом (себе я оставил мощный полицейский "глок", а Мухе всучил бразильский пистолет "таурус" – им пользовался незадачливый киллер, первый из моих "крестников"), и пытался думать.

Самым неприятным из всей этой истории было то, что я потерял связь, и ни одна собака не знала, куда теперь пылил Волкодав. Мне было известно, что в поезде находился и мой связник, но во избежание засветки он держался от меня подальше. В его задачу входило лишь наблюдение, и то издали – конечно, до поры до времени, – а я обязан был облегчать ему жизнь предсказуемостью поступков и неторопливостью.

Облегчил…

Я с содроганием в душе представил, сколько икры уже наметал мой шеф. И даже услышал его голос: "Опять этот мудак Волкодав воду замутил!"

Ага, конечно замутил, его бы сюда… Теоретики хреновы…

Что делать, что делать?!

Тренировки, которыми терзал меня отшельник, могли бы насмерть замучить человека помоложе и поздоровей, чем я. Единственным облегчением были часы медитаций, предназначенные для аккумуляции в организме биоэнергии ци. Да еще, пожалуй, дыхательные упражнения ранним утром и поздним вечером.

Но я не роптал. И думаю, что старик, несмотря на внешнюю невозмутимость, был доволен своим учеником.

Так прошло три месяца. Оказалось, я очень многое уже знал. Особенно что касается боевых разделов цюань-шу.

Конечно, я пока не мог несколькими движениями, как отшельник, растереть пальцами в порошок грецкий орех, не мог ходить по битому стеклу, спокойно подставлять грудь под удар меча или минут десять без дыхания сидеть под водой.