Виталий Гладкий - Ликвидатор

Но реакция и скорость у меня были вполне приличными, и кирпичи я колотил не хуже старика.

"Кто умеет вести правильную и спокойную жизнь, – поучал меня отшельник, которого, как в конце концов я выяснил, звали Юнь Чунь, – у того мускулы гибкие, а кости крепкие. Кто способен быть справедливым и спокойным, тот может стать по-настоящему стойким. При стойком сердце уши и глаза становятся чуткими, а руки и ноги – железными. Однако все способности человека хороши лишь тогда, когда они развиты и доведены до совершенства усердными радениями".

Я старался, как мог. Конечно, мне не все было понятно из многочасовых рассуждений старика, но я мудро помалкивал, понимая, что ему просто хочется выговориться за все долгие годы отшельничества, хотя он и ратовал за неодушевленных собеседников в виде деревьев и скал.

У нас была и особая, почти запретная тема – моя амнезия. Ее мы касались очень редко. Память упорно не хотела возвращаться, а короткие обрывки сновидений – как мне казалось, фотографическая мозаика прошлой жизни – были настолько кошмарны, что временами меня охватывал ужас, потому что главным действующим лицом в них являлся лично я.

Я часто просыпался среди ночи, дрожа, как побитый пес, и только медитация помогала успокоиться и уснуть, забыв картины кровавой вакханалии, лишавшие воспаленные мозги ночного покоя.

Иногда мы говорили о моей стране. Как ни странно, но я начал вспоминать те города, где побывал. Но никак не мог их населить живыми людьми, а в особенности образами близких или родни.

Временами мне казалось, что я один-одинешенек на этом свете. Старый Юнь Чунь многое порассказал о Москве, где фактически прошла его юность. Он даже не пытался скрыть ностальгию по тем временам, по молодости.

В разговорах моя память постепенно начинала возводить все новые и новые здания, прокладывать улицы, взращивать скверы и парки, отмывать, как вода золотые самородки, удивительные подробности чьей-то жизни – я даже боялся подумать, что моей, – которые опять-таки касались только неодушевленных предметов и понятий.

И еще – я подозревал, что отшельник вовсе не зря заводил со мной разговоры о России, все больше в виде личных воспоминаний. Он (собственно, как и я) не хотел нарушать процесс моего физического и духовного выздоровления, так как в Великом Дао считалось главным обрести внутреннюю гармонию, что значило избавление от сомнений, страхов и прочего, в том числе и от воспоминаний.

А они у меня вовсе не были буколическими, судя по снам…

День начался с неприятной процедуры: Юнь Чунь торговался с атаманом гуркхов за мою душу. Все эти месяцы, что я провел в гостях у отшельника, старейшины разбойников думали и гадали, что лучше – моя голова или тугой кошелек.

Но, похоже, здравый смысл возобладал над варварской кровожадностью, и сегодня я наконец узнаю свою цену в базарный день.

Старик и бородач сидели возле костра, скрестив по-восточному ноги, и неторопливо прихлебывали зеленый чай. Я неприкаянно маялся, так сказать, в передней – на том уступе за скалой, куда меня доставили по приказу отшельника деревенские жители.

Здесь же, стараясь скрыть свою ненависть и страх по отношению к моей персоне, топтались и пятеро разбойников, судорожно сжимая в руках заряженные винтовки – похоже, никакое иное оружие, дойди до схватки со мной, они уже надежным не считали.

Это меня и забавляло, и заставляло быть настороже – один Будда ведал, чем закончатся переговоры.

Наконец, выпив два больших чайника и наговорив друг другу столько любезностей, что хватило бы на целый пансион благородных девиц, договаривающиеся стороны раскланялись. Атаман, сжимая в потной руке увесистый мешочек с драгоценными камнями, неожиданно остановился передо мной, и посмотрел мне в глаза долгим и мрачным взглядом.

Я тут же отфутболил ему свой. Наверное, он не пришелся атаману по вкусу; он побагровел, прищурился, а затем резко повернулся и пошел прочь.

Наблюдавший за нашим немым разговором старик только улыбнулся в бороду – мне показалось, что с сарказмом. Интересно, по какому поводу…

Спустя два часа, когда я, приняв в водопаде ледяной душ, после укрепляющего внутренние органы комплекса "Четырех времен года", уселся позавтракать кашей с орехами и подливой, Юнь Чунь, в это время растиравший между двух камней какие-то корешки, проговорил:

– Мне тут кое-что рассказали…

Я продолжал невозмутимо жевать, хотя каким-то десятым чувством понял, что речь пойдет о неприятных для меня вещах.

– Охотники соседней анчолы [26]из племени кхас-кура видели, как падал твой самолет, – между тем продолжал отшельник. – Он взорвался в воздухе. Похоже, взрыв произошел в багажном отсеке, так как поначалу от самолета отвалился хвост. Высота полета была небольшой. Судя по обломкам, это был аэроплан местных авиалиний.

– Значит… значит, можно узнать, кто на нем летел? – Мой голос дрогнул.

– Стоит попытаться.

– Вы в чем-то сомневаетесь?

– Дело в том, что такие самолеты в основном принадлежат частным владельцам. Комфорта там, конечно, поменьше, зато цены вполне приемлемы даже для людей небогатых. Но самое главное заключается в том, что никто не составляет на эти рейсы списки пассажиров. А иногда частные аэропланы и вовсе никому не сообщают о полете.

– Контрабанда?

– И контрабанда тоже. Но чаще всего обычное разгильдяйство – летчикам просто лень запрашивать коридор, координаты, высоту полета. Они прижимаются пониже, где их не видит никакой радар, и летят на авось. Тем более, что обычно в таких случаях аэропланы садятся не на стационарных взлетных полосах, а где-нибудь в джунглях – там, где просит заказчик.

– Похоже, у меня нет никаких шансов…

– Терпение. Я попросил передать моим знакомым в Катманду, чтобы они поспрашивали об авиакатастрофах. Тем более, что дата падения самолета известна.

– Как долго это будет?

– От месяца до полугода. Все зависит от массы причин. Нам многое известно, даже примерный маршрут. Самолет просто не может исчезнуть бесследно. Хотя бы из документов…

Старик почему-то опустил глаза, будто засмущался. Я сразу понял, в чем тут дело.

– Я так понимаю, самолет никто не искал…

– Да… – немного поколебавшись, ответил старик. – И это очень странно. Авиакатастрофы над Гималаями происходили и раньше, но на место падения самолета всегда направлялись поисковые группы. Даже когда обломки лежали в труднодоступных районах и спасателям приходилось работать при скверной погоде.

– А в моем случае…

– Ты верно мыслишь. Лето, великолепная видимость, хорошие подходы по ущельям… Не понимаю…

А я тем более… Я отставил в сторону чашку с недоеденной кашей и резко встал. Старик сочувственно посмотрел в мою сторону, но промолчал. Я мысленно поблагодарил его за это – в моей душе, вопреки всем канонам Дао, бушевал смерч…