Чингиз Абдуллаев - Исповедь Сатурна

Мне было все равно, что они сделают со мной. Единственное, что меня по-настоящему беспокоило, была судьба Кости. Ведь если меня действительно уберут в Монреале, то мафия может решить, что Костя слишком много знает. К тому же его никто не станет искать, и в иммиграционной службе США решат, что еще один бывший российский гражданин получил визу и обманом остался в стране, решив не возвращаться домой. Если я правильно рассуждаю, то Константина не должны оставить в живых. Значит, я обязан иметь гарантии. Только в том случае, если его посадят на самолет, улетающий в Россию, я сяду в поезд, направляющийся в Монреаль. На меньшее я не имею права соглашаться, иначе его просто убьют.

Утром, сойдя с поезда, я взял такси и сначала поехал в офис телефонной компании, чтобы узнать некоторые подробности о номерах телефонов, которые я списал у Оглобли. Довольно быстро выяснилось, что кроме личного телефона мистера Барлоу мои наблюдатели звонили в Нью-Йорк какому-то Семену Ерофееву. Из телефона-автомата я набрал его номер и, услышав ответ, повесил трубку. Это был тот самый «советник», его голос я сразу узнал.

Оставалось только взять машину напрокат и поехать к его дому в Бруклине. Ерофеев жил один. Хотя бы в этом мне повезло. Он не успел выйти из дома, когда я оказался рядом с ним. Пистолет, который я отобрал у Оглобли, был со мной, и я вдавил его в бок этого наркомана так, чтобы он почувствовал боль. Нужно сказать, что он повел себя как настоящий мужчина, даже не испугался. Или у него уже была та стадия распада, когда ничего не боишься?

— Чего тебе нужно? — спросил он.

— Где мой сын? — я стоял рядом с ним и готов был нажать на курок, чтобы всадить в эту гниду всю обойму. Но он явно не торопился умирать.

— Езжай к Барлоу, — посоветовал он мне, — все у него узнаешь.

— А я у тебя хочу узнать. Где мой сын?

— С ним все в порядке, — ответил Ерофеев. Он закрыл глаза, потом открыл и вдруг жестко сказал: — Убери пистолет. Кожу порвать можешь.

Я невольно чуть ослабил давление. Он кивнул, словно просил меня о пустяковой услуге. Потом огляделся по сторонам.

— Ты так не дергайся, Левша. Ни к чему это. Лучше веди себя спокойнее и все будет нормально.

— Советы своему шефу давать будешь, — зло прошипел я, — а мне скажи, где вы моего сына спрятали.

— Да найдут его тебе, — сказал Ерофеев. — Ты лучше подумай о себе, — он огляделся по сторонам. — Ничего у нас не вышло, — вдруг сказал он. — Убери ты свой пистолет! Утром мне звонил Чезаре Кантелли. Ты даже не слышал про такого. И не нужно тебе слышать. Они все знают. Знают, как мы тебя подставить хотели и как убрать решили. Вот он меня и предупреждал. А ты знаешь, что значит такое их предупреждение? Выходит, что ты говоришь с живым мертвецом. Поэтому убери пистолет, не нужно им размахивать. Ничего с твоим сыном не случится…

— Кто такой Кантелли? Я ничего не понимаю.

— Человек такой забавный, — улыбнулся Ерофеев. — В общем, все кончено, Левша…

Он не договорил. Из проезжавшей машины раздались три выстрела. Все три — в Ерофеева. Несчастный рухнул мне на руки. Автомобиль, из которого стреляли, скрылся за поворотом, я даже не успел повернуть голову.

— Гримасник, — улыбнулся сквозь кровавую пену Ерофеев. — Он тебя завтра продублирует…

Кажется, он хотел сказать еще что-то, но не сумел. Он умер прямо у меня на руках. Вся беда американских киллеров в том, что они не делают контрольного выстрела в голову. И поэтому жертвы в Америке иногда выживают или умирают в больницах, успев дать показания. А некоторые даже выступают потом на суде. То ли дело наши родные убийцы. Они так человека изрешетят, чтобы ни один врач залатать не смог.

Я уложил покойника на тротуар и поспешил уйти. Мне сейчас никак нельзя встречаться с американской полицией. Поэтому я и решил поехать в офис мистера Барлоу, тем более что должен был явиться туда к одиннадцати утра, как мне и приказывали. На машине, взятой напрокат, я поехал к мистеру Барлоу в его нью-йоркский офис.

У меня с собой был тот самый пистолет, который я отобрал у Оглобли. И нужно же случиться такой встрече! В приемной Барлоу сидел Оглобля с пластырями, наложенными на обезображенное лицо. Увидев меня, он вскочил, готовый ринуться в драку, но секретарша Барлоу — довольно симпатичная блондинка — испуганно вскрикнула, и охранник, сидевший в приемной, недоуменно взглянул на меня.

— Меня ждет мистер Барлоу, — твердо сказал я и, увидев, что Оглобля сделал несколько шагов по направлению ко мне, не стал отступать.

Я был не в том настроении, чтобы отступать или обсуждать какие-нибудь проблемы с этим бандитом. Он размахнулся и попытался меня ударить, целя в лицо. Но я увернулся. Все-таки у меня остались какие-то навыки тех дворовых драк, когда приходилось драться со шпаной, терроризировавшей нашу улицу. Я достал из кармана кастет и, сжав его в правой руке, сам шагнул к этому идиоту. В свой удар я вложил всю ненависть к бандитам. Кажется, на этот раз я сломал ему несколько лицевых костей. Он покачнулся и упал на пол без сознания. Охранник бросился нас разнимать. Сидевшая в приемной неизвестная мне полная женщина закричала. Блондинка замерла, и в этот момент дверь кабинета Барлоу открылась и он появился на пороге. Оценив мизансцену, он отступил на шаг, приглашая меня войти.

— Отправьте его в больницу, — приказал он своей секретарше.

Когда мы вошли в кабинет, он закрыл дверь и мрачно спросил:

— Что у вас опять случилось? Зачем нужно было устраивать драку в моей приемной?

— Он первый на меня полез, — возразил я, тяжело дыша. — Вызовите своего охранника или секретаршу. Они подтвердят.

— Не нужно, — строго сказал он. Теперь он говорил по-русски, очевидно, для того, чтобы нас не поняли те, кто мог прослушивать его кабинет.

— Зачем вы сбежали? — недовольно спросил Барлоу. — И придумали такой сложный план по переправке детей? Предположим, что вам удалось бы оторваться от наших наблюдателей. Но вы подумали, что было бы потом? Вас все равно бы нашли, рано или поздно. Боюсь, что слишком поздно — для вас и вашей семьи. Без денег вы ничего не смогли бы сделать, а мы, как вам хорошо известно, контролируем движение ваших средств по всем счетам. Мы бы вас мгновенно вычислили. И тогда вы были бы обречены. И вы, и ваши дети. Как нежелательные свидетели. Я считал вас умнее, Левша, а вы оказались слишком примитивным и прямолинейным.

— Отпустите моего сына, — твердо сказал я.

— Что? — удивился Барлоу. — Вы с ума сошли! Никто его сейчас не отпустит. Вечером мы с вами выезжаем в Монреаль. И завтра, если все пройдет нормально, мы позвоним в Нью-Йорк, и я предложу отпустить вашего сына. Вот единственный вариант, на который мы можем пойти. После вашего предательства мы не имеем права рисковать. Ваш мальчик останется у нас до тех пор, пока вы не выполните нашего поручения. Я думаю, так будет справедливо.