Чингиз Абдуллаев - Исповедь Сатурна

Я вернулся в свой вагон, запер купе. Мне нужно обдумать свое поведение. Предположим, Барлоу работает сразу на две «конторы». Он довольно пронырливый адвокат и может понимать, как ему выгодно не портить отношения ни с русской, ни с итальянской мафии. Наши бандиты хотят меня подставить итальянцам. За такую игру уже поплатился Семен Ерофеев. Наверное, они о чем-то договорились с итальянцами, а он решил в последний момент переиграть. И получил три пули в грудь.

Поднявшись, я выхожу из своего купе и стучу в соседнее, где расположился Барлоу. Он теперь никому не верит и открывает дверцу своего купе, только вызвав Трошина по мобильному телефону. Вот и теперь соседняя дверь открылась, и из нее выглянул Трошин. Недовольно взглянув на меня, он три раза стучит в дверь. Наконец Барлоу открывает.

— Что вам нужно? — испуганно спрашивает Барлоу.

— Кто такой Гримасник? — у меня нет времени на дипломатические ухищрения, поэтому я сразу задаю именно этот единственный вопрос.

Барлоу изумленно таращит на меня глаза, потом смотрит на Трошина. Тот отворачивается, и Барлоу кричит:

— Первый раз слышу! — И с этим криком он захлопывает дверь перед моим носом.

Я возвращаюсь в свое купе. Ерофеев сказал, что Гримасник меня продублирует. Значит, это может быть кто-то из итальянцев. Или нет? С такой кличкой может быть и русский бандит. Хотя мне от этого совсем не легче.

Утром мы прибываем в Монреаль, и мне совсем нетрудно заметить, что пара итальянцев, которая «случайно» оказалась в нашем поезде, также «случайно» оказывается в одном отеле вместе с нами. Впрочем, меня уже ничто не волнует. Я твердо решил промахнуться. Если всем нужен такой убийца, как я, то мне важно только зафиксировать свое присутствие. Лучшие адвокаты помогут мне только в том случае, если я промахнусь. И бывший премьер окажется жив. Я, конечно, постараюсь попасть ему в ногу или в руку, но убивать не буду. Пусть они ищут другого киллера и подставляют друг друга. У меня двое детей, и я хочу видеть, как они вырастут.

Онищенко должен выступать на каком-то собрании украинцев. Нужно сказать, что в Канаде их довольно много. И когда он выйдет с этого собрания и пойдет через площадь к машине, стоящей у фонтана, я могу действовать.

Два высоких здания симметрично расположены по краям площади, и мне нужно только оказаться на одном из них, чтобы прицельно выстрелить. В четыре часа вечера Трошин передает мне чемоданчик с уже приготовленной винтовкой. В пять часов вечера он подъезжает за мной на машине. По взаимной договоренности Барлоу обеспечивает нам алиби, устраивая прием для своих друзей-адвокатов.

В пять часов тридцать минут я оказываюсь на здании. Трошин спешит узнать, когда закончится собрание. Примерно к шести бывший премьер должен оказаться на площади, в пределах досягаемости моей винтовки. За десять минут до появления Онищенко я собираю свою винтовку. За пять минут до конца мне звонит Трошин и сообщает, что собрание скоро закончится. Еще через три минуты я смотрю через прицел винтовки на площадь. Все нормально. Если не произойдет ничего необычного, я спокойно отстрелю своему «клиенту» руку или ногу. Он не умрет от этой раны, а я не попаду на электрический стул. Меня немного волнуют итальянцы, которых я нигде не вижу. На всякий случай я запер дверь, которая ведет с последнего этажа на крышу, где я устроил наблюдательный пункт, чтобы обезопасить свой тыл.

По правилам настоящего профессионала я осматриваю не только место охоты, но и соседние здания. И неожиданно замечаю блеск на крыше соседнего здания. Возможно, мне это показалось, возможно, даже померещилось. Или солнце ударило своим лучом именно в этот момент. Но я люблю подстраховываться. Поэтому я поднимаю свое ружье и через оптический прицел разглядываю крышу соседнего здания. Там все спокойно. Спокойно? А почему там нет голубей, ведь на моей крыше они есть. Я специально рассыпал за своей спиной пшено и хлеб, чтобы голуби садились рядом со мной, создавая иллюзию необитаемой крыши. А вот кто-то неизвестный на соседней крыше распугал всех птиц. Я все еще не отвожу прицел от крыши соседнего здания. Наконец я замечаю, как там блеснуло длинное дуло винтовки.

Теперь я примерно знаю, где находится мой дублер. Тот самый Гримасник, о котором мне успел рассказать Ерофеев и не стал говорить Барлоу. Трошин звонит мне по мобильному аппарату и сообщает, что собрание закончилось. Сейчас бывший премьер появится на площади. Я перевожу прицел на площадь, потом снова на крышу соседнего здания. Так нельзя. Если Гримасник выстрелит, все мои усилия пойдут коту под хвост. Тогда получится, что именно я убил Онищенко. А это будет несправедливо. Я вижу, как на площади появляется Онищенко. В этот момент Гримасник поднимает свою винтовку.

У меня на размышление секунда, даже меньше. Я поднимаю свою винтовку и стреляю в правую руку Гримасника. И вижу, как падает его оружие. Сам он скрыт за небольшим барьером, но руку неосмотрительно выставил. Перед тем как упасть, он наклоняется и роняет винтовку. Я разворачиваю свое оружие на площадь и вижу, как спокойно идет Онищенко в сопровождении телохранителей. Не нужно спешить, мою дуэль с Гримасником никто не услышал. Я снова поднимаю винтовку и делаю еще один выстрел. Онищенко падает: я попал ему в ногу В последний момент я решил, что руки для политика важнее ног. Может, я и ошибался.

Я делаю еще один выстрел у него над головой, для убедительности. Я абсолютно уверен, что попал ему в ногу. Со всех сторон слышны крики. Один из телохранителей бросается к зданию, чтобы вызвать врачей и полицию. Онищенко показывает в мою сторону. Теперь у меня в запасе несколько секунд. Может быть, полминуты, не больше. Я бросаю винтовку, сдираю на ходу перчатку с правой руки и бегу к лифту. Спускаюсь вниз и перебегаю площадь в тот самый момент, когда к зданию уже спешат сотрудники полиции и охранники. На меня они даже не смотрят. Я специально надел свой старый протез, чтобы все видели, какой немощный инвалид перед ними.

Я знаю, что это очень рискованно, но мне нужно расставить все знаки препинания. Поэтому я вбегаю в соседнее здание и спешу к левому крылу, к лифтам. Один лифт застрял на каком-то этаже, очевидно, там выгружают бумаги для офиса, я видел их машину внизу. А второй направляется вниз. Третий этаж, второй, первый. Я стою на нулевом уровне. Кабина лифта открывается. Я хочу сделать шаг и вижу перед собой… Вижу перед собой… Но этого просто не может быть! Вижу перед собой… Константина, скривившегося от боли. В наброшенном на плечи пиджаке.

От неожиданности я вхожу в кабину лифта, и дверцы сразу закрываются. Я смотрю на сына, и он смотрит на меня. И мы оба молчим. Кабина лифта идет вверх. Я вижу пятно, расплывающееся у него на правой руке. Я ведь точно знаю, куда стрелял и в кого. Значит, Гримасник — это мой собственный сын?!