Чингиз Абдуллаев - Третий вариант

— Умно, — кивнул Рашид, — очень умно, я, честно говоря, о таком не подумал. Твои милицейские приемы сейчас очень кстати. Звоню Мясникову.

Он поднял трубку, набрал номер личного сотового телефона банкира. Тот ответил не сразу. Очевидно, был занят, и секретарь принес ему телефон для разговора.

— Слушаю, — сказал банкир.

— Это я, — назвался Рашид, — никаких известий нет?

— Ничего нет. Я уже не знаю, что и думать. У него день рождения через неделю, и он сказал жене, что вернется через два дня. Что там случилось, непонятно. Он в Швейцарию не прилетел.

— Ясно, — напряженным голосом подвел итог Касимов. — Завтра последний день. Кого ты хочешь послать в Швейцарию?

— У нас только двое с визой. Начальник планового отдела Мальчиков и сотрудница внешнеэкономического отдела Суркова. Правда, у него туристическая виза, он собирался лететь на отдых в Женеву. А у нее виза истекает через три дня. До этого она несколько раз была в Швейцарии по нашей линии.

— Мальчиков и Суркова, — повторил вслух Касимов, видя, как ему кивает Хайфулин. — Они знают, что нужно делать?

— Сейчас мы оформляем на них документы, — сообщил Мясников. — Но это, конечно, не Кондаков. Они ничего не будут знать. Я просто поручу им экстренную операцию.

— Они вылетают завтра утром?

— Да, — подтвердил Мясников, — я приказал выдать сотовый телефон, чтобы постоянно быть с ними на связи.

— Нужно было дать такой телефон Кондакову, — проворчал на прощание Касимов, и, положив трубку, спросил у Хайфулина: — Мальчиков и Суркова. Надеюсь, адреса ты сам узнаешь? Но они еще сидят в банке.

— Найдем, — Хайфулин поднялся, — за такие деньги я всю ночь спать не буду, сам поеду дежурить у банка. Все сделаем нормально. Ты мне не сказал одного: деньги нужно перевести или оставить на этих счетах?

— Конечно, перевести, — даже испугался Касимов, — ты только не мешай им. Мне главное знать, что они меня не обманывают с этим Кондаковым.

— До свидания, — Хайфулин пошел к выходу. На пороге стояла Элина с подносом в руках. Бывший полковник милиции подмигнул ей на прощание и вышел из гостиной.

Рашид остался на диване один. Элина подошла к столику, осторожно поставила поднос с чайником, стаканами, сладостями. Он внезапно потянул руку, схватил ее, толкнул на диван. Привыкшая к подобным шалостям хозяина, она не удивилась.

— Наверное, соскучилась? — самонадеянно спросил Касимов. И в этот момент зазвонил телефон. Он недовольно поморщился. Стоявший перед ним аппарат был его личным, «засекреченным» номером, о котором почти никто не знал. Он отстранил молодую женщину, поднял трубку.

По-настоящему одинокими бывают только мужчины. Женщина, даже брошенная, даже не имеющая друга, все-таки имеет свой дом, позволяющий ей замкнуться в нем, как в раковине, свою работу, подруг, свою, относительно независимую или зависимую, личную жизнь. И, наконец, старая дева имеет в качестве своеобразной компенсации свою мораль, за которую она держится изо всех сил, не подозревая, что никто уже давно не покушается на ее нравственные устои.

У мужчины всего этого нет. Конечно, он может найти подружку на ночь или на год, даже на всю жизнь. Неважно, как она называется — жена, любовница, подруга, проститутка. В сущности, все одно и то же. Или это ваша любимая, и тогда все по-другому. Или просто женщина, с которой вы делите постель, независимо от срока пребывания двух тел рядом. По-настоящему мы, мужики, хотим не секса. Это так, для разрядки и куража. По-настоящему мы хотим понимания, материнского тепла, которого почти ни одна женщина нам дать не может. А те, которые могут дать, называются совсем по-другому. Проследите за глазами любой женщины и сразу поймете, о чем я говорю. Глаза женщины при взгляде на своего кавалера бывают пустыми, равнодушными, презрительными, радостными, счастливыми, умиротворенными, даже гневными. Но очень редко — понимающими и прощающими. Такой взгляд обычно бывает у матери, несмотря ни на что продолжающей любить своего сына. Вот нам всем, мужчинам, и хочется такого тепла. И такого понимания. Иногда даже хочется исповедаться и попросить совета.

Может, в каждом из нас подсознательно сидит тот самый человек, который девять месяцев развивался в утробе матери, находясь под ее надежной защитой и питаясь ее соками. Может, мы все время хотим туда снова, в эту надежную обитель, служившую для нас лучшим убежищем в этом мире.

Я часто думаю, что могло случиться с нами, если мы так потом ненавидели друг друга. Даже сейчас, спустя несколько лет после разрыва с моей «благоверной», с ненавистью вспоминаю ее голос, ее постоянные срывы, плач, крики. Эти внезапные истерические приступы били по нервам, обескураживали своей неожиданностью, когда не знаешь, в какой момент она может сорваться. В общем-то, она была нормальным человеком, способным на приятное общение, но стоило сдвинуться какому-то рычажку в ее голове, как она моментально менялась, превращаясь в неуправляемую стерву, уже не соображающую, что происходит вокруг.

Она считала, что всему причиной война и моя инвалидность. А я, разумеется, считал совсем по-другому. Конечно, моя левая рука всегда останется такой, как сейчас, но ведь многие жены получали мужей и в худшем состоянии. Конечно, мы жили плохо, но разве многие семьи не жили еще хуже? По-настоящему семья и дом зависят от женщины, от ее ума и понимания. У моей не оказалось ни первого, ни второго.

И вот к какому выводу я пришел: все материальные блага, обеспеченность семьи, наличие импортных холодильников или загородной виллы не меняют и не спасают положения. В семье или есть понимание, или его нет. Это даже не любовь, это нечто другое. У женщины просто должно проснуться чувство понимания. Если его нет, то ничто в мире уже не спасет эту семью. Допускаю, что рождению Понимания способствует и сам мужчина. Но только способствует.

Может быть, другому мужчине и удалось бы добиться этого понимания у моей бывшей супруги. Мне не удалось, и теперь я часто думаю, что наш брак был большой ошибкой, которую я допустил в своей жизни. А может, если бы не война и не мое ранение, мне бы удалось разбудить в ней это чувство понимания. Очевидно, есть предел переживаний для каждой женщины. Для моей предел был установлен несколько ниже, чем для других, и она сорвалась, не выдержав свалившихся на ее голову испытаний.

Иногда мне кажется, что с Ириной у нас могло бы получиться то самое чувство понимания, которое никак не получалось с моей бывшей женой. Но… не судьба. Ее убили отчасти из-за моей небрежности, и теперь я уже не тот человек. Нет, я не стал машиной, нацеленной на удачу. Я просто стал больше человеком, чем все остальные. Более подлым, более изощренным, более безжалостным и жестоким к себе подобным. Эти качества только человеческие, у животных их не бывает.