Александр Маркьянов - Заветы отцов наших [СИ] Часть 1-2

«Сикорски» замедляясь, подходил все ближе и ближе к крыше, чудовищный грохот винтов закладывал уши, поднятый винтами ветер едва не сбрасывал нас с крыши. Громадное серое брюхо вертолета проплыло метрах в пяти над нами.

Садиться пилот спасательного вертолета не стал и поступил правильно — на крыше были какие-то непонятные антенны, грязь — рисковать вертолетом даже по мелочи не стоит. Вертолет завис в воздухе, задняя рампа — аппарель был откинута и в проеме за закрепленным на турели крупнокалиберным пулеметом «Браунинг» сидел пулеметчик. Дуло пулемета уставилось на нас.

С аппарели полетела, раскручиваясь в воздухе, удобная лестница из стальных тросов, следом, прямо на крышу с пятиметровой высоты с обезьяньей ловкостью спрыгнул спасатель. Мрачным взглядом он окинул наше воинство.

— Сержант МакБрейди… — наконец сказал он — кто старший по званию?

— Коммандер ВМФ США Рамайн, специальные силы — я выступил вперед — тебе не кажется сержант, что на представление, рапорты и церемонии нет времени…

— Кажется, сэр… — мрачно усмехнулся МакБрейди — ну вы и бучу здесь подняли… Погрузиться сами сумеете?

— Не маленькие… Только двоим нужна помощь… — я показал на "Задиру Дика" и Ковальски, лежащих рядом в самом безопасном и защищенном от пуль месте.

— Поднимем в спасательной корзине… А эти с вами? — МакБрейди с удивлением показал на группу иракских пацанов с автоматами.

Неудивительно — пронеслось у меня в голове — что хвостовой пулеметчик нервничает, мог бы и рубануть не разбираясь.

— Со мной — жестко сказал я — берем их на борт.

МакБрейди покачал головой, но ничего не сказал…

Когда мы уже погрузились на вертолет, и машина медленно пошла вверх, унося нас из плюющегося свинцом ада, я сел рядом с Шарифом. Тот, обняв автомат сидел рядом с люком, смотря на уплывающие вниз строения, на дым пожаров… В глазах его ничего не было — абсолютно ничего. Как голыши, отполированные речной водой…

— Я сожалею, Шариф — сказал я. Глупые и неуместные слова — но в тот момент больше мне в голову ничего не пришло.

— О чем? — Шариф повернулся ко мне

— О твоих друзьях…

Из тех двадцати человек, которые утром собирались в том нашем доме в Садр-Сити, сейчас в живых осталось семеро.

— Не нужно о них сожалеть, аль-Наджи — чудовищно спокойным голосом сказал Шариф — они погибли как мужчины в бою, с оружием в руках. Нельзя сожалеть о тех, кто погиб в бою с врагами твоего племени — их следует помнить и за них следует мстить. Но не сожалеть — жалость унижает воина, даже погибшего. Вам, франкам ( так называют арабы всех европейцев — прим автора ) этого не понять — и поэтому вы слабее нас.

Отвернувшись, я стал смотреть на багдадский пейзаж, проплывающий в люке нашего вертолета…

Адмирала выгрузили прямо в аэропорту Багдада. Тянуть дальше было нельзя — его сразу же, на специальном медицинском самолете отправили в тыловой госпиталь в Кувейт. Ковальски же остался с нами.

Там же, в Багдадском аэропорту мы наспех перевязались. Оказалось, что у меня в ноге застрял небольшой осколок, а я его даже не замечал пока шел бой. Ранены были все, но серьезных ранений не было ни у кого — все оставались на ногах. Через час попутный вертолет морской пехоты перебросил нас на базу «Кэмп-Браво». В Багдадском аэропорту же остались Шариф и его поредевшая группа — после оказания помощи, лететь с нами или идти с попутной колонной они отказались — сказали, что до рынка доберутся сами.

В «Кэмп-Браво» сил уже ни у кого не оставалось — даже не помню толком, что там было. Помню только что, разбредшись по кубрикам, мы провалились в тяжелый сон. А поздно вечером, меня, Душана, Милорада и Алекса, а также и связанного по рукам и ногам Ковальски забрал "Морской Ястреб" — вертолет палубной авиации, посланный моим отцом с авианосца "Рональд Рейган"…

Когда наш «Ястреб» находил на посадку на авианосец, уже темнело. Тем не менее, я заметил странное — на корме авианосца, там, где обычно садились вертолеты, стояли три черных, чем-то смахивающих на бегемота MH-47 (двухдвигательные вертолеты Chinook, модернизированные для специальных операций в особо опасных районах). На авианосце такие вертолеты обычно не базируются — но мне тогда было не до того.

— Вставай, вставай… Воин…

Проворчав что-то невнятное, я проснулся. В каюте, где я вчера свалился спать — на авианосце его называли гостевым — было темно, иллюминатор был задраен. На краю кровати, одетый в свой неизменный английский черный костюм сидел отец.

— Который час, па?

— Половина девятого по местному — ответил отец, взглянув на часы — давай переоденься и топай в адмиральскую каюту. Я буду там.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

— Хочу — глухим голосом ответил отец — мы все заврались… И из-за этого вранья ты чуть не погиб. Довольно уже лжи, из-за нее уже и так многие пострадали. Через полчаса я тебя жду.

Опираясь о стенки (Персидский залив сегодня был неспокойным, неподготовленный человек в таких условиях нормально ходить, не держась за все, что под руку попадается, по кораблю не может), отец вышел из каюты…

— Па?

— Заходи… — послышалось из-за двери — не заперто.

Зайдя в адмиральскую каюту, я аккуратно закрыл за собой дверь, огляделся. Отец сидел за столом в кресле адмирала Рейли, не знаю почему, но это на тот момент мне показалось чуть ли не святотатством….

— Присядь…

Я сел на потертый стул, пристально взглянул на отца. Тот рассматривал поверхность стола, как будто пытался найти на ней ответ на какой-то очень важный, жизненно важный для себя вопрос. Искал — и не находил ответа. В кабинете висело тяжелое молчание, начинать разговор не хотел никто. Наконец, отец решился заговорить первым.

— Я назову тебе четыре даты, выводы сделаешь сам…

Четвертого декабря одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года группа фанатично настроенных исламистов захватила американское посольство в Тегеране. В заложниках оказались все члены дипломатической миссии.

Через двадцать дней, двадцать четвертого декабря семьдесят девятого года советские войска вторглись в Афганистан.

В сентябре тысяча девятьсот восьмидесятого года президент Картер задумал операцию возмездия — массированный удар по стратегическим объектам Ирана силами не менее пятнадцати тысяч бойцов.

Двадцать второго сентября тысяча девятьсот восьмидесятого года Саддам Хуссейн напал на Иран. Тебе это ничего не говорит?

— Мне это говорит только о том, что ты опять темнишь, па… У меня сейчас не то настроение, чтобы разгадывать ребусы…