Олег Приходько - Вне закона

Барракуда отпил глоток ледяного пива. Тон Язона, ласковое обращение, вибрация пальцев на подлокотнике, блуждающий взляд — все говорило о его растерянности. Таким Барракуда его еще не видел, однако с советами решил повременить, зная переменчивость настроения шефа. Даже сейчас, в этой почти панической тираде он улавливал угрожающий подтекст.

Никого другого, кому было бы доверено так много, включая ою собственную жизнь, рядом с Язоном не оказалось, сейчас из него можно было вить веревки, запрашивать любую сумму, и всякая прихоть была бы удовлетворена без промедления. Барракуда отлично понимал, что именно этого — условий и просьб — ждет от него хозяин. Но он был мудр по-своему, мудр и хитер, а потому продаваться не стал. Играть нужно было по-крупному. Момент отчаяния следовало использовать, чтобы дать понять окончательно: ты без меня не справишься, и заменить меня нельзя ни сейчас, ни завтра, ни в отдаленном будущем. Барракуда считал себя мастером и требовал оценки своего мастерства. Прозябать в услужении, подобно Чалому, он не собирался. Удовлетворение же его амбиций могло быть выражено лишь в признании равенства, и только сейчас, иначе в случае провала Язон испарится, проведет остаток бренной жизни за бугром и едва ли когда-нибудь вспомнит того, кому не раз был обязан своим спасением. А он… Что будет с ним, Барракудой? На что списать все эти годы преданного служения, какими бы суммами ни исчислялись подачки?

Барракуда молчал, предоставляя самому Язону оценить это молчание. И шеф его понял.

— Чего ты хочешь? — спросил он напрямую заметно упавшим голосом.

Барракуда на него не смотрел. Молча допил пиво, поставил бутылку на полированную крышку письменного стола.

— Гарантий, — сказал он твердо.

— И в чем они?

— Вам решать.

— Я подумаю, — выдержав долгую паузу, подвел черту Язон.

И тут прозвучало то, что в другое время могло стоить Барракуде места, причем не в АО у Язона, а под солнцем.

— Я тоже, — он посмотрел в застывшие зрачки хозяина.

Игра в гляделки кончилась его победой.

— Ну, хорошо, — согласился Язон, отводя взгляд. — На этой неделе уедем во Франкфурт. Если хочешь, можешь оставаться там, работой я тебя обеспечу. Там же положу пять процентов от стоимости переправленного груза.

Барракуда улыбнулся.

— Пятьдесят, Валентин Иванович, — сказал он тихо и вкрадчиво.

— ???

— Пятьдесят. И не груза. А той части акций, которыми владеете вы.

Такое Язону не могло привидеться и во сне. Вслед за подобным соглашением должен был последовать брудершафт. Они становились партнерами.

— А срок ты со мной разделить не хочешь? — горько усмехнулся он, предчувствуя поражение.

— Вам срок не грозит, Валентин Иванович. Вы это прекрасно знаете. Так вот, я хочу, чтобы он не угрожал и мне.

— Ты что-то знаешь?

— Догадываюсь. Но для начала стоит поговорить с леди.

Язон встал, снял халат. От его желания уже ничего не зависело. Нужно было выбираться из проруби, пока течением не затянуло под лед. А для этого все средства, хороши.

Так или иначе, разговора с той, которая была для него так дорога еще вчера, а сегодня безнадежно потеряна, не избежать. Тяжело ступая вслед за Барракудой по скрипучим тяжелым ступеням, Язон вдруг подумал, что с сегодняшнего дня в жизни его начался период, название которому — старость.

«Леди» сидела на табуретке возле подоконника, пристегнутая наручником к батарее. Тушь, размазанная по красному, разгоряченному лицу, удлиняла разрез ее глаз, ноздри зло раздувались, от чего в профиль она была похожа на лису, окруженную злыми волками. На пришедших не взглянула, лишь слегка наклонила голову и развернулась на полкорпуса к окну.

— Сними браслет, — тихо сказал Барракуда Шарову.

Освобожденная рука повисла плетью. Шаров повернулся к Барракуде, прижимая к подбородку окровавленный платок. Тот улыбнулся, кивнул напарнику на дверь.

Остались втроем. Язон прошел за длинный дощатый стол с накрахмаленной скатертью.

— Извини, что не дал выспаться, — сказал он, выдержав паузу. — Уж больно не терпится послушать о твоих ночных приключениях.

Она не отвечала и по-прежнему не поворачивала головы в его сторону.

— Светик, у нас очень мало времени, — извиняющимся тоном заговорил Язон и щелкнул крышкой карманных часов. — Если тебе трудно говорить, Барракуда поможет.

— Скоты! — наконец сквозь зубы сказала она, дрожа от негодования. — Какие же вы все скоты!

— Ну, вот это совсем другое дело! — обрадовался Язон. — А то я все не мог тон нашей беседе подобрать. Спасибо, помогла. Слушай, ты, подстилка для скота! Будешь отвечать на мои вопросы. Выбор у тебя небольшой: расскажешь все без утайки — сдохнешь легко к быстро; нет — придется помучиться перед смертью. Что ты говорила своему гэбэшнику о нас?

Она повернулась резко, пронзила его испепеляющим взглядом.

— Какому еще гэбэшнику?

— Хватит дурочку из себя корчить! Тому самому, с которым ночь в «Северной» провела?!

— Ласковые слова говорила. Почем мне было знать, гэбэшник он или бандит, наподобие тебя?

Язон посмотрел на Барракуду. Тот чуть заметно улыбнулся, покачал головой.

— Вот как, значит. И что же ты с ним делала всю ночь?

— Работала!

Если бы он сидел на расстоянии вытянутой руки от нее!..

— Со мной ты тоже работала? — спросил он, глядя на нее исподлобья.

— Нет, с тобой я отдыхала! — ответила она с вызовом.

— Хватит! — Язон не выдержал подобного тона. — Барракуда, пересади-ка ее поближе к розетке. Шнур в столе.

Она вскочила, но Барракуда схватил ее за воротник пальто и с силой швырнул в дальний угол. Потом достал из ящика стола шнур от электрического самовара.

Она села на пол, тряхнула головой.

— И что же это за работа такая в гэбэшном «люксе»?

Против их ожидания, Светлана не зарыдала, Не стала биться в истерике и молить о пощаде.

— Хорошая работа, — усмехнулась она криво. — Высокооплачиваемая. Ты, что же, думаешь, что я на твои подачки квартиру себе купила? У тебя снега зимой не выбросишь.

— Будет под путану-то косить, Света, — поморщился Язон. — Давно ты знаешь этого Аракелова?

— Какого еще…

— Барракуда! — сверкнул глазами Язон.

Телохранитель успел оголить провода, сунул штепсель в розетку. Она, не вставая, отползла к двери.

— Что?! Что ты хочешь узнать, подонок?! — закричала вдруг истерично. — Давно! Да, давно! Любовником он был моим, ясно?! Я его пятнадцать лет знаю! Что я ему про тебя рассказать могла? Что я вообще про тебя знаю? Чем этого гориллу на меня натравливать, ты бы лучше со своим стукачом Аликом разобрался!

— С кем? — Язон почувствовал, как у него перехватывает дыхание, вместо крика из горла вырвался сип.

— Все вы делаете вид, что заодно, а на самом деле — пауки и банке! Кто остальных сожрет, тот и в наваре. Крысы!