Конрад Граф - Рэмбо под солнцем Кевира

Фуад с сочувствием посмотрел на Тома.

— Напрасно вы так со мной, господин Пери. Разве я могу вас обвинять в чем-нибудь недостойном? Вы носите фамилию отца, имя которого…

— Не трогайте моего отца! — Том вскочил со своего ложа и зло посмотрел на Фуада. — Вы недостойны произносить даже его имя.

Фуад спокойно посмотрел на Тома снизу вверх.

— Разве я осмелюсь упоминать имя такого уважаемого человека? Я просто хотел сказать, что ваш отец, видимо, не останется безучастным к судьбе сына.

В глазах Тома мелькнула догадка, ему показалось, что он понял намерения этого Фуада.

— Вы говорите о выкупе? — спросил он. — Отец вам выплатит любую сумму.

— Мы не торгуем людьми, господин Пери.

— Тогда чего же вы хотите? — Том отказывался что-либо понимать.

— Господин Пери, Аллах свидетель, лично мне ничего не нужно. Я в своей жизни привык довольствоваться самым малым. Для меня всегда было достаточно, если человек сохранял чувство благодарности.

— Господин Фуад, вы можете быть уверены, что это чувство мне совершенно не чуждо. Мое воспитание…

Фуад быстро встал и выставил перед собой ладонь.

— Вы опять меня не поняли, господин Пери, — сказал он с искренним сожалением. — Ведь я вам ничего не предлагал и ничего не обещал. Не так ли?

Том хмыкнул и снова сел на свой тюфяк.

— Какой-то бессвязный разговор, — пробормотал он, и вдруг его осенило. — Послушайте, ведь за меня могут поручиться ваши же иранские бизнесмены, которые прекрасно знают меня и с которыми я до конца оставался в самых добрых отношениях. Свяжитесь с ними!

— Кого вы, например, имеете в виду?

— Думаю, одного имени уважаемого Мохаммеда Барати будет достаточно, чтобы оправдать меня в глазах правительства и общественности.

Лицо Фуада окаменело. Как же он мог забыть о Мохаммеде Барати! И теперь, когда Пери напомнил ему о нем, все стало на свои места. Фуад был так потрясен своим открытием, что стал возносить про себя молитву во имя Аллаха, великого и всемогущего, просветившего его разум и открывшего путь к земному спасению.

— Что с вами? — Том встряхнул Фуада за плечо. — Вам плохо?

— Все прошло, господин Пери, — Фуад вздохнул глубоко и улыбнулся. — Просто здесь душно. Вам нельзя тут долго находиться.

— Я тоже так думаю, — Том почувствовал, что Фуад чего-то не договаривает, и в нем стала зреть надежда. — Так что вы мне скажете о Мохаммеде Барати? — напомнил он.

— Все в руках Аллаха, — Фуад поднял голову к потолку. — Аллах всемилостив и милосерден. Господин Пери, я хотел бы, чтобы наш разговор остался между нами. Это в ваших интересах, уверяю вас И еще одно. Никому — слышите? — никому больше не называйте имя Мохаммеда Барати. Это уже не в ваших интересах.

Том удивленно вскинул голову и хотел попросить объяснений, но Фуад уже открыл дверь и, обернувшись, сказал:

— Я попрошу, чтобы вам приносили книги и газеты.

Дверь захлопнулась, и снова раздался противный скрежет засова.

— Ну и что ты скажешь, Фуад? Садись, пожалуйста, удобнее и рассказывай, — Абдолла-хан усадил своего помощника в кресло и сел напротив. — И что же это такое — Том Пери?

Кабинет Абдоллы-хана был невелик, и в нем не было ничего лишнего — стол с телефоном, два кресла, лавка вдоль стены. Пол покрывал недорогой выцветший ковер. Абдолла-хан не хотел, чтобы даже обстановка в его кабинете привлекала внимание.

— Ничего особенного, саркар, — сказал Фуад, глядя своему господину прямо в глаза. — Воспитанный интеллигентный молодой человек. Он очень огорчен, что все так получилось. Вы правы, саркар, я тоже убедился, что Том Пери не имеет никакого отношения к шпионскому гнезду. Он случайно оказался в посольстве.

— Я был изначально уверен в этом, — кивнул Абдолла-хан. — Это чистый бизнесмен, которого совершенно не интересует политика. И что же он думает о своем будущем?

— Он уверен, что все уладится, саркар. Что все недоразумения между нашими странами исчезнут, и мы снова, как и прежде, станем друзьями, — Фуад подумал и добавил: — Мне показалось, что он готов с отцом вложить в исламскую революцию любые средства, чтобы доказать свое лояльное отношение к ней.

Абдолла-хан закрыл глаза. Лицо его оставалось бесстрастным и непроницаемым. Но Фуад хорошо знал своего господина и прекрасно понимал: то, что он сейчас сказал, было главным: Ральф Пери готов выкупить сына за любые деньги. А теперь Абдоллахан, проглотив эту новость, медленно, не торопясь, переваривал ее.

— Как ты думаешь, Фуад, — спросил он наконец, глядя в глаза своему собеседнику, — исламская революция может принять от американского империалиста помощь?

— Если это будет угодно Аллаху, саркар, — Фуад наклонил голову.

— Ты прав, Фуад, все в руках Аллаха. Но я подумал вот о чем. Ведь заложников иногда убивают — чтобы поторопить события. Будет очень жаль, если это произойдет с Томом Пери. Революция от этого только потеряет. Ты согласен со мной, Фуад?

Фуад не поднял глаз.

— Мое мнение ничего не значит, саркар. Но мне было бы очень обидно, если бы Том Пери упустил возможность помочь исламской революции.

Абдолла-хан поднялся, опустив руку на плечо Фуада.

— Благодарю тебя, Фуад. Мы подумаем обо всем этом, и да поможет нам Аллах.

Рэмбо и Али вышли из вокзала города Кум на улицу, и их сразу подхватил могучий поток тысяч паломников. У Рэмбо в глазах зарябило от яркого и красочного разноцветья: кремовые чалмы из Джушегана, войлочные шапки из Бафка, велюровые шляпы из Тегерана, зеленые и желтые тюбетейки из Рафсанджана, фиолетовые ермолки из Мешхеда, кепки из Резайе, черные и серебристые папахи из Себзевара, голубые фески из Санандаджа, клетчатые деревенские платки — все это перекатывалось волнами и устремлялось туда — к центру. Здесь невозможно было заблудиться — все улицы города, переулки и закоулки, постройки и даже двери и стены были ориентированы на Священную площадь, на которой высились минареты и горели в лучах заходящего солнца купола Золотой мечети, где и находилась гробница сестры имама Резы — Фатимы.

Рэмбо и Али издалека полюбовались воротами мечети, напоминающими каменные кружева, и за Священной площадью, в окружении десятков лавок и лавчонок, увидели огромное здание гостиницы. На ее западной стороне, над входом висела вывеска: "Уповая на Аллаха", а чуть ниже — другая: "Гостиница Бахар". Два паломника вошли в дверь и сразу же попали в живительную атмосферу оазиса. Духота и суета города остались там, снаружи, а здесь царило спокойствие, во всем чувствовались размеренность и основательность.

Услужливая и внимательная администрация в мгновение ока отвела богатым гостям из Каира двухместный номер "на неопределенное время" и, пожелав им спокойного отдыха, оставила в покое. Рэмбо тут же, привалившись к двери, сел на пушистый, наверное, в три пальца толщиной ковер и посмотрел на Али.