Свен Хассель - Колеса ужаса

Они размахивали оружием и дубинками. Старик торопливо заскочил в танк, но не успел закрыть люк, как некоторые, взобравшись на корпус, попытались бросить внутрь гранаты.

Старику оцарапало щеку осколком.

Мы увидели, как беженцы выбрасывают трупы из люков другого танка.

Старик покачал головой.

— Господи, помоги мне. Что делать?

Порта запрокинул голову и взглянул на Старика.

— Быстрей, Старик, что прикажешь? Теперь ты командуешь всеми этими танками.

— Делайте, что хотите, я сдаюсь, — всхлипнул Старик и спустился. Малыш оттолкнул его ногами.

— Правильно, — сказал Порта. — Я понимаю. Закрой глаза, старый, женатый человек, и тогда не увидишь, что мы сделаем!

И повернулся к Легионеру, который отдавал по радио собственные приказы другим танкам:

— Сгоните беженцев! Приготовьтесь открыть огонь! Стреляйте в каждый показавшийся танк и в каждого человека с огнестрельным оружием!

Беженцы и пришедшие в отчаяние немцы, видимо, решили прикончить нас. Над нашими головами взорвалась первая ручная граната.

Я машинально навел пушку на захваченный беженцами танк. Точки сошлись. В окуляр мне был виден номер на большой башне. Малыш лаконично доложил:

— Орудие к стрельбе готово!

Замигала красная лампочка. Из дула полыхнул длинный сноп пламени, и снаряд вылетел в воздух. Через секунду башня того танка взлетела в воздух. К небу взметнулись языки огня. Повсюду валялись опаленные оторванные конечности.

Штатские подняли яростный шум. Прямо перед нами врезался в землю снаряд из противотанкового ружья. Второй разорвал гусеницу другого танка, немедленно открывшего ответный огонь.

Началась жуткая бойня людей, обезумевших от ужаса и отчаяния. Четыре танковых пушки, четыре огнемета, восемь пулеметов разили сталью и огнем беззащитные мишени.

Через десять минут все было кончено. Поврежденную гусеницу отремонтировали, и мы двинулись на северо-запад. У нас в танке была умирающая мать с новорожденными детьми и пятеро детей побольше, родители которых, скорее всего, были убиты.

Порта выразительно указал на дерево, с которого свисали тела трех немецких пехотинцев. Все четыре танка остановились, чтобы поближе разглядеть жертвы.

— Проклятье! — выругался Легионер, когда мы прочли надписи на листках бумаги, повешенных на шеи казненных: «Мы дезертиры, изменники и понесли заслуженное наказание».

Ноги их раскачивались на легком ветерке, словно маятники каких-то громадных часов. Шеи были ужасающе длинными. Казалось, они вот-вот порвутся, и в петлях останутся только головы.

Мы молча поехали дальше.

Перед въездом в другое село мы увидели еще нескольких повешенных солдат и среди них генерал-майора. «Я отказался повиноваться приказам фюрера», — гласил его листок.

В канаве лежал целый ряд пехотинцев, артиллеристов и один сапер, легко узнаваемый по черным петлицам. Их расстреляли из пулемета. Листков с надписью на них не было.

— Это дело рук «охотников за головами», — сказал Порта. — Хоть бы один из этих ублюдков оказался перед дулом нашего пульверизатора. Пусть дьявол сдерет с меня шкуру, но мерзавец получит в живот столько свинцовых конфет, что умрет от несварения!

— Аллах исполнил твое желание, — сказал Легионер и указал вперед.

Там стояли пятеро полевых жандармов. Они подали нам сигнал остановиться. Все были вооружены до зубов, их зверские, толстые морды были угрожающе обращены к нам.

— Они наверняка нас повесят, узнав, как далеко мы от своего полка, — сказал Старик.

Порта затормозил и остановился перед жандармами. Шедшие позади танки тоже остановились. Стволы их пулеметов задвигались, экипажи явно нервничали, ожидая, что произойдет.

К нам подошли фельдфебель и унтер, руки их были прямо-таки созданы для того, чтобы вздергивать людей.

Легионер открыл люк и выглянул.

Фельдфебель встал перед танком и надменно выкрикнул:

— Кто вы такие?

— Танкисты, — усмехнулся Легионер.

— Не смешно! — рявкнул фельдфебель. — Документы! Поживей, а то будешь болтаться в петле, мой друг!

— Мы из Одиннадцатого танкового полка, — солгал Легионер.

— Что? Из Одиннадцатого? — заорал унтер. — Ваша песенка спета! Болтаться вам на веревках!

Порта оттолкнул Легионера и прежде, чем жандармы поняли, что происходит, захлопнул люк. Танк рванулся вперед и швырнул наземь обоих. По ним проехали гусеницы. Оба наши пулемета застучали по трем остальным, стоявшим чуть подальше. Один тут же упал. Двое других побежали по полю, вслед им несся поток пуль.

Мы быстро передали в другие танки по радио, что это не жандармы, а переодетые партизаны.

Порта со злобным смехом свернул в поле, прибавил газу, и, вздымая тучу пыли, мы понеслись на полной скорости за двумя безумно вопящими жандармами, которые побросали оружие, чтобы легче было бежать.

Тот, что бежал помедленней, споткнулся. В следующую минуты его раздавили гусеницы. Другой остановился, поднял руки и в ужасе уставился разинув рот на несущуюся к нему с грохотом стальную махину.

Порта остановился прямо над ним и стал поворачивать танк на месте туда-сюда, чтобы вмять его в землю.

Малыш издал крик и указал на еще двух жандармов. Это была расположившаяся в канаве группа прикрытия с крупнокалиберным пулеметом.

Пррта резко развернул танк, но не успели мы доехать до них, как один из других танков с ревом раздавил обоих «охотников за головами» и пулемет. Мерно раскачиваясь громадной стальной тушей, словно вертящая бедрами киноактриса, он превращал жандармов в неузнаваемое месиво.

Потом мы присоединились к остаткам пехотного батальона и поставили танки за домами, замаскировав их травой и ветками, чтобы не было видно с самолетов. Экипажи всех четырех разместились в одном доме. Мать с близнецами положили в углу. Она почти все время была без сознания.

Молодой врач из принявшего нас пехотного батальона осмотрел женщину. Протянул нам несколько разных таблеток, чтобы давать ей, но Порта разозлился и выбросил их. Мы заставили санитара сделать ей укол жаропонижающего. Женщина часто вскрикивала в бреду и порывалась встать. Мы по очереди ухаживали за ней. Старик сказал, что она скоро умрет. Близнецам мы дали молока, украденного у батальонного интенданта.

Другие пятеро детей были по-прежнему с нами. Один мальчик все время отмалчивался. Не отвечал на вопросы. Только смотрел на нас ненавидящими глазами. У Старика он вызывал беспокойство.

— Смотрите, чтобы он не схватил никакого оружия, — сказал Старик. — Этот малыш способен на все. Его сжигает ненависть.

Когда Малыш попытался поиграть с мальчиком, тот плюнул ему в лицо. Если бы Порта с Легионером не вмешались, это могло бы иметь серьезные последствия.