Александр Бушков - Антиквар

Где он его ухитрился раздобыть, уже не спросишь. Но наиболее правдоподобная версия, если пораскинуть мозгами, сыщется. Уникальный орден во Франции могли прибрать к рукам немцы — а потом в Германии он где-то попался на глаза молодому весёлому победителю, ещё не носившему клички Кащей. Никифор сам говорил как-то давно тому: в Германии, в оставленном сбежавшими хозяевами особняке нашёл пригоршню экзотических орденов, это и подтолкнуло ко всему дальнейшему. Разумеется, могут быть и другие версии, но истины уже не доищешься, да и какой в ней толк, кому она нужна? Коли уж господин Чепурнов этот мир покинул окончательно и бесповоротно, интересно всё же, вроде бы и верующим был наш оборотистый аксакал, а вот поди ж ты, в гроб попросил положить насквозь басурманскую регалию… а впрочем, наше дело маленькое, о чём нас попросили, то мы прилежно и исполнили, совесть чиста, а значит…

— Василий Яковлевич…

Он чуточку вздрогнул, надо признаться, обернулся резковато. Дашенька Бергер, очаровательное, интеллигентное и утончённое создание, надежда родителей (каковые сами в мире высокого искусства достигли не особенно и много, а потому, как водится, все надежды возлагали на то, что родимое чадушко станет крутейшим искусствоведом).

Она небрежным движением сняла с головы чёрный платок — скорее уж невесомую косынку, надетую, надо полагать, исключительно по родительской воле. Судя по этому движению и абсолютно спокойному лицу, никакой такой особенной печали она и не чувствовала после утраты любимого дедушки. Ничего удивительного: Смолин примерно представлял, что она с малолетства слышала дома о милом дедушке: «собака на сене» и «старый придурок с хламом» — это ещё самое мягкое…

— Василий Яковлевич…

— Да?

— У меня к вам серьёзный разговор… Точнее, просьба…

— Минутку, ладно? — попросил Смолин, вытаскивая из нагрудного кармана завибрировавший мобильник.

Выслушал. Отозвался парой коротких реплик. И отключил телефон, чувствуя, как на лице невольно расплывается улыбка. Это здорово, это чертовски здорово, наконец не просто определённость, а простор для манёвра…

— Итак?

— Василий Яковлевич, создалась такая ситуация, что мне и не с кем посоветоваться…

— О чём?

— Ну, это касается антиквариата… Я же знаю, что вы — великий знаток и профессионал…

— Да уж какой там великий…

— Всё равно. Главное — знаток и человек компетентный. Дедушка о вас всегда так и отзывался.

— И далеко не с обожанием, а?

— Ну, в общем… — Дашенька похлопала ресницами в некотором смущении. — Но это ведь не главное, как бы он о вас ни говорил в бытовом плане, считал вас крутым профессионалом…

— Даша, можно ближе к делу? Мне только что звонили, нужно ехать, дело важное…

— Мне нужно с вами проконсультироваться… по поводу одной вещички. Осталась от дедушки… — она оглянулась по сторонам с таким видом, словно опасалась слежки. — Это долгий разговор, тут, наспех, ничего не объяснишь, нужно обсудить всё обстоятельно и вдумчиво… Мне очень, очень нужен ваш совет…

— Ну, пожалуй… — сказал Смолин, подумав. — Ежели без уголовщины.

— Да нет, никакого криминала. Просто я человек всё же неопытный и могу здорово напортачить, а вещичка крайне интересная, и меня объегорить могут в два счёта…

— Хорошо, — сказал Смолин. — Я освобожусь уже через часок. Где бы нам пересечься…

Даша достала из сумочки бумажный квадратик:

— По этому адресу вам будет удобно? Я эту квартиру сняла на лето, так получилось…

Бегло прочитав адрес, Смолин кивнул:

— Понятно. Через час приеду.

Он кивнул и зашагал к стоянке. Интересные дела. Ручаться можно, что Дашенькины родители, интеллигенты «из сферы культуры» с соответствующей зарплаткой из разряда «кошкины слёзки», как ни баловали своё чадо, а всё же вряд ли смогли бы ей давать денежки на съёмную квартиру в центре. Удовольствие недешёвое, даже однокомнатная в том районе выскакивает в копеечку. Очень похоже, девица отыскивает самостоятельно средства к существованию — что ж, цинично прикидывая, милым девочкам это удаётся гораздо быстрее и проще, нежели потасканным мужикам, времена такие… Ничему не стоит удивляться с тех пор, как один его знакомый, оттягиваясь однажды с приятелями в загородном домике и вызвавши туда девиц из крайне элитного заведения, нос к носу столкнулся с собственной дочушкой — умница, интеллектуалка, в престижный колледж пристроена и уж безусловно карманными деньгами не обижена, а вот поди ж ты, и денег ей было мало, и на вульгарные приключения потянуло…

Ладно, всё это, в общем, неинтересно. О другом нужно думать: что у неё за вещица? Что такого могло ей остаться от дедушки — учитывая дедушкину личность? А вот тут уже простор для самых смелых фантазий. Мог Кащей, размякнув душой однажды, подарить внученьке нечто такое, с чем и к сэрам, пэрам и херам на «Сотбис» не стыдно показаться. Мог и оставить заначку — что если в комнате-тайнике хранилось далеко не всё? И теперь детка боится продешевить, прекрасно понимает, что сама ничего не смыслит в рынке, и облапошат её в два счёта. Предприимчивая детка выросла, палец в рот не клади, вон как легко и непринуждённо собрала приятелей и тряхнула опустевшую дедушкину квартирку. Чувствуется наследственная хватка — перепрыгнув через поколение, дали о себе знать Кащеевы гены. Вдруг да и выйдет какая выгода?

…Хозяин магазина «Эльдорадо» Николай Эрастович Демидов (как о том знала каждая посвящённая собака) дельцом был хватким, но, как многие, страдал пунктиком. Хорошо ещё, практически безобидным в отличие от педофилии, наркомании и порочной страсти к рулетке. Переклинило Эрастыча на генеалогии: не хочет быть старуха простою бабой, желается ей быть владычицей морскою… Вот уж лет двадцать, со времён угара перестройки, Демидов утверждал окружающих во мнении, что он, изволите ли знать, не с ёлки упал и не от посконных хлеборобов происходит, а имеет честь быть потомком тех самых Демидовых, что ставили заводы на Урале, чеканили фальшивые рублёвики в подземельях и просаживали миллионы золотом на дурные прихоти.

Доказательства были самые фантазийные — точнее говоря, зиждились исключительно на разглагольствованиях самого Эрастыча, сетовавшего на коммунистическое правление, когда все бумаги сгинули в вихре войн и переворотов, все семейные реликвии вкупе с фамильными ценностями разворовали злобные чекисты, а ежели какие архивы и избежали катаклизмов, то их с оглядкой спалили в буржуйке сами демидовские предки, дабы не держать в доме столь опасных улик.

Смолин иногда подозревал, что в торговлю антиквариатом Демидов для того и нырнул четверть века назад, чтобы собрать побольше вещичек, которые можно без зазрения совести выдавать за фамильные реликвии. Ежели фотография осанистого господина при бакенбардах и Анне на шее не подписана, то таковую можно без всякого риска разоблачения представлять снимком родного прадедушки, точно так же порой дело обстоит с серебряными портсигарами, орденами, чиновничьими шпагами и прочей мелочёвкой. В последнее время в столицах появились оборотистые ребятки, которые конструируют клиенту под ключ недурственные «семейные архивы»: тут и старательно подобранные фотографии, и россыпь старинных безделушек, и фамильные портреты, и эполеты, и многое, многое другое. Особенно ценятся интересные старые документы с совпадающими фамилиями — а ведь в столицах потихонечку работают свои Маэстро, которые при желании и за отдельную плату что портсигар снабдят соответствующей дарственной надписью («Его моему прадедушке сам граф Витте дарил от чистого сердца, так и написано, с твёрдыми знаками и ерами!»)