Александр Бушков - Антиквар

Итак, бравая команда…

Шварц, получивший кличку за шварценеггеровское телосложение и даже некоторую похожесть морды лица, был тут самым молодым и биографию имел, пожалуй что, самую заковыристую. Судьба с генетикой раскинули так, что он был внуком знаменитого некогда шантарского профессора Кладенцева, сыном двух докторов наук (разнополых, естественно) — однако по какой-то неведомой причине вьюнош с младых ногтей питал лютое отвращение к интеллектуальной деятельности, высшему образованию, научной работе и всему такому прочему. И продолжать высокомудрую династию отказался категорически. Встревоженная таким шокингом родня (помимо исторического деда и небезызвестных папы с мамой насчитывавшая ещё не менее полудюжины обладателей учёных степеней) поначалу пыталась делать вид, будто ничего не происходит — и, навалившись скопом, включив все связи, всё ж пристроила Шварца в Шантарский госуниверситет — откуда он, приложив нешуточные усилия, вылетел ещё на первом курсе, без особого страха украсило своей персоной ряды воздушно-десантных войск и последние полгода оттрубил в Чечне, в знаменитом среди понимающих людей триста тридцать первом полку, благодаря своему уникальному бате , вышедшему из тех негостеприимных мест с минимальнейшими потерями. Оказавшись на гражданке, Максим (ещё не Шварц) выжрал должное количество водки и, закинув подальше в сервант пару регалий на ленточках и одну на булавке, какое-то время болтался без дела. По живости характера едва не подался в криминал, но тут судьба его пересекла со Смолиным, моментально оценившим все три ценнейших качества нового знакомца: Шварц, во-первых, был органически не способен отсиживать где бы то ни было с восьми до пяти, во-вторых, благодаря происхождению английским владел прекрасно, в-третьих и главных, отлично разбирался в антиквариате, большим любителем коего был дедушка-профессор. Плюс — никаких карьерных претензий и нутро прирождённого авантюриста в сочетании с неплохими мозгами. А потому уже седьмой год Шварц, как рыбка в воде, виртуозил в запутанных лабиринтах невидимого миру бизнеса.

Человек по кличке Кот Учёный в означенный бизнес забрёл чуточку иной дорожкой. Добредя до кандидата физико-математических наук, впав с началом перестройки в самую пошлую бедность, да сообразив вдобавок, что никакого такого научного светила из него, в общем, не вылупится, Вадим Иваныч Хижняк, большой знаток и собиратель икон, церковной бронзы и церковных же печатей, на этой почве знакомство со Смолиным свёл ещё во времена позднего Брежнева. И в конце концов, плюнувши на большую науку, целиком ушёл в антикварную торговлю, о чём нисколечко не сожалел. По жизни это был коротыш сорока пяти лет, абсолютно лысый и с аккуратной чёрной бородушкой, хороший каратист и нешуточный ценитель девиц не подпадавшего под Уголовный кодекс возраста. Из-за внешности он был незаменим в тех случаях, когда позарез требовался индивидуум, выглядевший стопроцентным профессором — очки с простыми стёклами, строгая «тройка» с полосатым галстуком, безукоризненная интеллигентская речь… Всякие случаются коллизии, не везде и пошлёшь Шварца с его устрашающими габаритами, ласковой рожей фельдфебеля расстрельной команды и неистребимой привычкой изъясняться на смеси мата и деревенского просторечия (совершенно необъяснимой при такой генеалогии)…

И, наконец, Стёпа Генералов, сорокалетний, поджарый, жилистый, усатый, с физиономией классического армейского сапога , каковым он много лет и являлся, дослужившись до майора и угодив под очередное сокращение в те безумные времена, когда министром обороны, по слухам, едва-едва не сделали мадмуазель Новодворскую. Смолин, поначалу намеревавшийся использовать его в качестве простого секьюрити, но очень быстро обнаружил, что отставной майор — неплохой знаток «холодняка» <���Холодное оружие (обиходное выражение)> и германских наград двух последних столетий (давнее хобби, ещё с юности). После этого стало ясно, что Фельдмаршала, как быстро окрестили бывшего ракетчика, следует использовать на гораздо более сложных и деликатных участках работы…

Смолин встрепенулся, переспросил:

— Что?

— Я говорю — мочканут бабку, на хер, — повторил Шварц.

— Теория вероятности вещует, что процент подобного исхода стремится к конечной точке… — задумчиво поддакнул Кот Учёный.

— А что мы можем сделать? — пожал плечами Смолин. — Если божий одуванчик, обитая по-прежнему в романтичных шестидесятых, продавать холсты наотрез отказывается? Ну, это всё лирика. В конце концов, не факт, что её непременно мочканут. По большому счёту, покойный — не Рубенс, чего уж там. Это ради Рубенса сворачивают шеи, это Рубенсом имеет смысл торговать потаённо — но не Бедрыгиным всё же…

— Но как никак — тыщ триста баксов, — обронил в пространство Фельдмаршал. — Дураков хватает…

— Меня даже не количество дураков на квадратный метр волнует, — признался Смолин. — А волнует меня то, что к бабуле, как выяснилось, зачастила Дашенька Бергер…

— Ах, во-от к кому она… — протянул Кот Учёный. — А мы-то смотрим — Дашенька попкою вертит, ныряет в тот же подъезд под ручку с хиппастым таким мальчиком… Во-от оно что… Кащей, паскуда?

— Чёрт его знает, — мрачно сказал Смолин. — Вот только старушенция отчего-то начала говорить загадками — и уверяет, самое интересное, что замаячил наконец на горизонте неведомый филантроп, обещавший подмогнуть с музеем…

— Кто?

— А я знаю? — пожал плечами Смолин. — Говорю же, намёками всё. Но кто-кто, а наш общий друг Никифор Степаныч, чтоб ему в неглыбком месте утонуть, вполне способен устроить какую-нибудь афёру. Мы все тут люди взрослые и битые, механизм примерно понимаем…

— Тоже мне, ребус, — фыркнул Шварц. — Я беру ботана, даю ему пару раз по почкам, и он у меня поёт, как Соловей-Разбойник на суку…

— Отставить, — сказал Смолин решительно. — Беда не в том, Шварц, что это Голливуд, а в том, что это получится дешёвый Голливуд. Мы же не «Коза Ностра» как никак, и даже не мафия вокзальных таксистов. Твой ботан, едва утерев сопли, помчится с заявой в ментовку, и всем нам станет уныло. Не говоря уж о том, что парнишка вполне может оказаться вне игры. Абсолютно. Всего-то навсего потрахивает девочку да возит, куда ей надо. Если это Кащей — в жизни он не станет использовать подобного сопляка. Дашка — дело другое, родная кровиночка при всей его неприязни к близким родственникам, да и умненькая, паршивка, ходит слух…

— Дык, ёлы-палы… — сказал Шварц. — Можно и Дашку… проинтервьюировать вдумчиво.

— Шварц, чтоб тебя… — с досадой сказал Смолин. — Ну что, в самом деле, за понты корявые?