Александр Бушков - Антиквар

Гоша с железным терпением человека, повидавшего на своём веку превеликое множество идиотов, деликатно пытался растолковать лоху истинное положение дел: что серебра в этом «уникуме» нет ни миллиграмма, а надпись означает лишь то, что увесистая медная блямба эквивалентна паре золотников «сильвера»; что цена этой дряни полсотни рублей в базарный день по причине массового выпуска; что на витрине — во-он, слева! — лежат с полдюжины таких же «редкостей», стоящих меньше бутылки хорошей водки. Лох не в силах был расстаться с сияющей мечтой о новой квартирке или машине, а потому не верил очевидному и пытался доказать своё — что с его стороны было идиотством форменным. Ага, брифинг близится к финалу: Гош полез на полку за толстенным мюнц-справочником, где эта сама монета красуется в натуральном виде, и убогий ценник обозначен…

Потеряв всякий интерес к происходящему, Смолин снял плюшевый канатик, закрывавший узкий проход за витрины, вошёл и, приглашающе кивнув Маришке, направился в задние помещения, на ходу переключая оба мобильника на «беззвучку». Смешно, но ему до сих пор порой казалось, что в воздухе витает сытно-тёплый аромат свежесваренных пельменей, чего, конечно, быть не могло, учитывая дюжину ремонтов-перестроек помещения…

Отперев свой кабинетик, он плюхнулся в кресло, предназначавшееся для посетителей и вытащил сигареты. Вот здесь , в трёх шкафах, в столе, а то и просто разложенные-расставленные-висящие, таились вещички поинтереснее, и, разумеется, подороже, предназначенные уже людям отнюдь не случайным… Холоднячок стоял охапкою (тот, что попроще), висел на стене (тот, что поинтереснее), рядочком лежала полудюжина серебряных портсигаров (ничего особенного, но всё ж не шлак ), бронзовые статуэтки табунком сбились на столе, коробка с рыжьём выглядывала уголком из-под кучи выцветших бумаг и всё такое прочее… Вот это уже были бабки .

Маришка стояла перед ним, как лист перед травой, поглядывая вопросительно, с лёгкой улыбочкой знающей свои обязанности горничной. Покосилась на обширный диван, но Смолин мотнул головой и кратко распорядился без улыбки:

— Производственная гимнастика, зая…

Сделав означающую примирение с неизбежным гримаску, Маришка без всякой заминки опустилась на коленки и деловито вжикнула «молнией» его джинсов — ещё одно ценное качество юной продавщицы заключалось в мастерском исполнении не самой изощрённой французской придумки (а впрочем, ещё Иван Грозный, как известно, писал своим боярам…). Достаточно долго Смолин отрешался с приятностью от всего сущего, поглаживая её затылок. Выждав некоторое время после финала, она встала, безмятежно улыбнулась и капризно протянула:

— Вы меня что-то давненько в гости не звали…

— Вот кончится война — тогда и споём с тобой, Лизавета, — сказал Смолин рассеянно, приводя себя в порядок. — Обязательно споём… Иди уж на вахту, солнышко ты моё пленительное…

Когда за девчонкой захлопнулась дверь, он закурил, полулёжа в кресле. Напряжение снято, поганых сюрпризов пока что не наблюдается в окрестностях, вот только текущие заботы, которых, как водится…

Над дверью вспыхнула, налилась алым маленькая круглая лампочка — это Гоша даванул неприметную кнопочку, имевшуюся под прилавком. Означать это могло что угодно — но обычно — досадные пустяки, а не жуткие невзгоды, так что Смолин встал весьма даже неторопливо и направился к дверям без лишней суеты. Так уж повелось, что разбойных налётов на антикварные магазины, в общем, не бывает, криминальные неожиданности, как правило, двух видов: либо попытаются спереть что-то тёмной ночью, из безлюдного заведения, либо, что гораздо чаще, юная шпана сопрёт какую-нибудь компактную мелочёвку из наличествующей в «свободном доступе» (причём, что характерно, эти уроды сплошь и рядом отправляются продавать добычу в какой-нибудь другой антикварный магазинчик, не подозревая, что в этом весёлом бизнесе все друг друга знают, все повязаны одной верёвочкой, и в случае любой кражи моментально последует перезвон …)

Смолин вышел за прилавок. Лоха с «серебряным уникумом» уже не наблюдалось, зато перед Гошей стояла пожилая фемина раннего пенсионного возраста. Рожа у неё была улыбчивая, открытая, интеллигентная, располагающая к себе за километр — этакая училка на пенсии, былая любимицы детворы), а перед ней на прилавке…

А перед ней на прилавке красовался «лысый» — то бишь орден Ленина, родной , как Смолин моментально определил намётанным глазом, практически в идеале….

— Ну, и что тут у нас? — громко спросил Смолин, лучезарно улыбаясь посетительнице.

Сияя не менее лучезарной улыбкой — идеал вежливого продавца — Гоша столь же громко сообщил:

— Да вот, Василий Яковлевич, гражданочка орден продаёт…

— От старика остался, — сообщила помянутая гражданочка, внося свою лепту лучезарной улыбки (простодушной — спасу нет!). — Пенсия сами знаете, какая, вот я и хочу…

— Продать? — улыбнулся Смолин ещё шире.

— Продать.

— Нам?

— Ну конечно. У вас, я слышала, магазин приличный, не обманете. Боязно предлагать с рук кому попало…

Взяв тяжёленький орден (золота изрядно, да и платиновый профиль вождя неплохо весит), Смолин перевернул его, беглым взглядом окинул номер. Знакомый номер. Пожал плечами (разумеется, мысленно) — дети малые, никакой фантазии…

— Настоящий орденок-то, родная, — сказал Смолин, старательно окая.

— Кончено, у меня и документ есть…

— Да разумеется, — сказал Смолин с бесстрастным выражением лица. — Это антинародные реформы, вызвавшие обнищание трудящегося человека… Чубайс там, ваучеры и всё такое… Голубушка, мы с этим милым молодым человеком похожи на идиотов?

— Да что вы! — всё так же лучезарно улыбаясь, сказала «голубушка» (ах, какой простенький у неё оставался при этом вид!) — Ничуть даже не похожи…

— То-то и оно, жертва вы наша антинародной перестройки, — сказал Смолин. — Вроде бы, смею думать, не похожи… Только законченный идиот, несчастная вы наша вдовушка, за собственные приличные денежки себе прикупает сплошные неприятности. Понятно?

— Не совсем…

— Есть, мамаша, такая скучная книга, — сказал Смолин. — Зовётся она кратко — Уголовный кодекс. Так вот там, что характерно, как раз и прописано чёрным по белому, что сбыт государственных наград не только Российской Федерации, но и СССР — явление уголовное и безусловно подлежащее. И наказаньица-то, родная, значатся сурьёзные… Для тебя первой. Для нас, впрочем, тоже…

— Но орден же не краденый? — произнесла визитерша, сохраняя на лице всё ту же величайшую наивность и несказанную благостность. — Я продала, вы купили, при чём тут кодекс? Я ж не пойду потом на вас заявлять…