Максим Шахов - Мы ударим первыми

– Правильно. Спрятать бы вас куда подальше, так места нет и работы не закончены. А сегодня вечером директор СПМ свою территорию объезжал. Ну и, конечно, на причал заехал, где «именинная» лодка стоит. Все бы нормально, так приспичило ему на канал глянуть – а там, на другой стороне, вы пришвартованы.

– Тьфу ты... зараза!

– Вижу, Коля, что ты уже совсем не тот юный лейтенант, а опытный офицер. Какие в армии вообще, и на флоте в частности, есть два главных способа скрыть нежелательное от глаз высокого начальства?

– Ну-у-у, убрать... к... едрене фене с этих самых глаз...

– Верно. Только по поводу «убрать-спрятать» я только что сказал.

– И... и... – Мужчина терпеливо ждал, пока офицер сообразит. – И... покрасить!

– Что, и тебе приходилось перед адмиралом траву зеленой краской поливать, а снег зимой – белилами? Умница! Хорошие учителя у тебя были в юности. Вот и директор СМП на этом деле не одну собаку съел. Быстро сообразил и позвонил моему шефу на «Звездочку». Ну, реакция была предсказуемая: срочно выкрасить внешний борт твоей плавмастерской хорошей шаровой краской, чтобы не пестрел он зачистками и суриком, а сливался с другими бортами на причале.

– А мне-то чего не позвонили и не приказали?

– Эх, Коля, где же ты «шаровку» импортную ночью найдешь, и какими своими силами справишься с покраской до утра, а? Кроме того, если тебе от этого легче будет, не ты один такой на причале. Есть еще буксир без хода и дебаркадер. Их тоже надо покрасить. А причалы – это мое заведование. Конечно, можно поручить организацию заместителям. Как я и сделал: получить со склада краску, кисти, подготовить плот и буксир, выделить бригаду опытных рабочих... Но непосредственное исполнение должно проходить под моим личным контролем! Слишком многое на карту поставлено. Не только без места, а и еще без кое-чего можно остаться.

– Это я прекрасно понимаю!

– А тебе просто подфартило: к утру борт будет идеально выкрашен. Еще я оставлю тебе пару бидонов краски, чтобы ты потом на другом борту, уже не торопясь, сам марафет навел.

Офицер кивал в знак согласия.

– У тебя, Коля, будут работать два маляра с борта, а два – с воды, на плотике. Думаю, часа за четыре справимся. Я им сачковать не дам! А ты пока почитай официальную бумагу: распоряжение на производство покрасочных работ твоего корпуса в указанное время. Подпись командира бригады ремонтирующихся кораблей, утверждено директором судоремонтного предприятия «Звездочка», согласовано с директором СМП и командиром Беломорской базы.

– Да с такими подписями меня и расстрелять ничего не стоит!

– А там что, написано «расстрелять»? – Мужчина отобрал у капитана 3-го ранга бумагу. – Здесь написано: «...и за накрытым столом обсудить глобальные вопросы грядущей военной реформы и положение дел в среде военно-морского офицерства...»

– Так что ж вы, главный строитель, так долго прятали важнейший документ? Столько времени потеряно! Придется наверстывать семимильными стаканами. Пока ты дашь команду своим айвазовским, нам соорудят холодную закусочку прямо в моей каюте и начнут готовить мясо. Впереди ночь длинная, все успеем обсудить. – Наконец-то капитан 3-го ранга чувствовал себя в своей тарелке. – По твоему примеру пойду лично распоряжусь. Дорогу-то в каюту начальника мастерской не забыл еще?

– Обижаешь! Это же святое.

И они разошлись в разные стороны.

Через полчаса оба сидели за обильно накрытым столом в каюте Селиверстова и, попивая корабельный спирт, предавались сладостным воспоминаниям далекой и такой прекрасной лейтенантской поры. Как более старший и ответственный, мужчина сразу предупредил:

– Николай, учитывая мое положение на заводе, мне бы не хотелось, чтобы заходящие сюда вестовые видели меня...

– Паша€, они же стучатся! А я их дальше «предбанника» не пропущу: там столик есть, куда они составят все закуски, а мы оттуда сами возьмем.

– И предупреди дежурного с помощником, чтобы не тревожили.

– Слушаюсь, товарищ капитан 1-го ранга!

Когда принесли последнюю порцию горячего, изумительно зажаренного со специями мяса, Селиверстов отпустил вестовых спать до утра. Пока около входной двери хозяин каюты отдавал распоряжения, мужчина достал из кармана рубашки небольшую таблетку, кинул ее в стакан и плеснул туда спирта из большой металлической фляжки со стола. Подошедшему офицеру он предложил:

– Ну-ка, давай проверим, как крепко ты усвоил давние уроки «безразбавительного» пития. – И протянул стакан с растворенной без остатка таблеткой.

– Да это мы всегда запросто, с неизменным нашим удовольствием! – Капитан 3-го ранга выплеснул чистый спирт глубоко в горло, мигом проглотил и, не вдыхая воздух, запил большим глотком воды из пузатой чашки.

– Впечатляет! Теперь отведаем твоей свининки. Уж больно потрясающий аромат, негоже позволять ей стынуть. А выпить мы еще успеем, до утра времени много...

И оба с удовольствием принялись за нежное, с розовой корочкой, мясо.

Еще через двадцать минут начальник мастерской сладко спал, откинувшись на невысокую спинку старенького вращающегося кресла. Мужчина переложил его на единственную в каюте корабельную койку, включил настенную лампу у изголовья, а в сложенные на груди руки вложил какую-то художественную книгу, верхней ее частью прикрыв лицо и глаза офицера. Вроде как задремал, читая. Затем он вышел из каюты, прикрыл дверь и направился к месту работы своих подчиненных. Активную покрасочную деятельность на борту изображал один человек; остальные, прихватив с собой бидоны, давно переместились на объект своих истинных устремлений: лжемаляров и их предводителя интересовала вовсе не перегрузочная плавмастерская, а ядерное «сердце» стоящей с ней борт в борт подводной лодки – ее атомный реактор.

Для производства работ по перезарядке активных зон реакторов плавмастерскую плотно пришвартовывали к борту субмарины. Затем вырезали отверстие над седьмым, реакторным, отсеком лодки, снимали крышку реактора и с помощью грузовой стрелы, расположенной на борту перегрузочного судна, осторожно вытаскивали урановые стержни. Ввиду их чрезвычайно высокой радиоактивности для этого использовали специальный свинцовый контейнер, по внешнему виду напоминающий средних размеров ракету. Весил он примерно три с половиной тонны. В такой контейнер, укрепленный на грузовой стреле, с помощью талей затаскивали стержень и переносили его на борт судна-перегрузчика. Там урановый стержень опускали в так называемое временное хранилище, где он должен находиться под многократно усиленной свинцово-бетонной защитой, постоянно омываемый водой, до тех пор, пока перегрузчик не доставит его к стационарному хранилищу и не выгрузит там, повторяя все операции в обратном порядке. В каждом ядерном реакторе на лодке таких урановых стержней было около трехсот.