Геннадий Васильев - Я из тех, кто вернулся

– Вы считаете, Орлов, что люди не в состоянии продолжать операцию?

– Продолжать операцию, – тихо сказал Орлов, – значит, сознательно послать солдат на смерть. Первый шаг был сделан вчера…

Рыков стал утаптывать снег каблуками полусапожек.

– Но вы же понимаете замысел операции. Нужно добиться реализации разведданных…

Орлов угрюмо сдвинул брови.

– Кому это нужно?..

Рыков покачнулся на носках, зачем-то полез в карманы.

– Вы понимаете, я не могу решить вопрос с отходом полка самостоятельно. У меня нет таких полномочий.

Орлов отвернулся. Рыков тоже отвел растерянный взгляд в сторону.

– Хорошо… Я сейчас выйду на связь с «большим хозяйством». Сделаю запрос. Объясню сложившуюся обстановку. Сколько человек у вас больны? В количестве или процентах…

Орлов огляделся по сторонам с недоброй улыбкой:

– Здоровых я пока что не видел ни одного. Какие там проценты?..

Рыков болезненно вздрогнул. Шагнул поближе к Орлову, проговорил тихо, глядя ему прямо в глаза:

– Вот что… Я постараюсь вернуть людей в полк. Сделаю все, что смогу. Я не слепой, понимаю… Вижу, что происходит. И прошу вас, – он замялся, неловко теребя в руках ремешок планшета, – забудьте то, что между нами произошло вчера. Я не буду писать рапорт о происшедшем. Такие бумажные дуэли просто чушь, глупость по сравнению с этим… – он обвел глазами притихшую высоту.

И вновь закружились перед глазами Шульгина лямки солдатских вещмешков, стриженые затылки в разлохмаченных шапках, тусклые вороненые карандаши автоматных стволов. Полковая колонна возвращалась на «большое хозяйство». Солдаты неуклюже спешили, выбрасывали колени в снежной колее горной тропы, часто спотыкались, подхватывали друг друга за локти.

В голове колонны, окруженный связистами, шагал Рыков. Он уже не прятал глаз от солдат и улыбался какой-то простой обезоруживающей улыбкой. Иногда подхватывал кого-нибудь за плечо, крепко сжимал локоть, помогал обходить трудные участки. Стрелки на брюках давно уже стерлись, смялись жеваными складками, покрылись пятнами оружейного масла.

Солдаты поглядывали на него с уважением. Даже Матиевский и Богунов утратили свое привычное ехидство, изредка бросали на «Первого» удивленные взгляды.

По связи послышался нарастающий, неразборчивый треск. Шульгин поспешил плотнее прижать наушники.

– Первый! На связи «Большое хозяйство», прием! В дополнение ранее отданному приказу на отход всех сил полка! Внимание, всем командирам рот! К вам направляется автоколонна грузовых машин для транспортировки всего личного состава полка. Ожидать вас будет в намеченном месте. Колонну возглавляет заместитель командира полка по тылу подполковник Копосов. Докладываю также, что командир полка выделил офицерам для поддержания сил немного спирта, по сто граммов на каждого. Обязательно передайте эту новость офицерам. У нас уже дымятся трубы полковой бани. Всех солдат и офицеров ожидает горячая парная. Немедленно по прибытии на полковом плацу каждому достанется по кружке кипящего чая с бутербродами. Как поняли, прием…

Орлов недоуменно поднял брови:

– Сто граммов на каждого… Слышали? Баня, чай… Шульгин, ты слышал?

Шульгин тоже удивленно посмотрел на радиостанцию.

– Вроде не померещилось, – пожал плечами. – Надо же!.. Какая помпезность! Чай, баня… Неужели кого-то прошибло?..

Булочка хлопнул его по плечу:

– Фронтовые сто граммов! Вот это да-а!.. А на закуску бутерброд с выговорами…

Орлов неожиданно схватил Андрея за рукав, притянул к себе:

– Слушайте. Это, кажется, что-то личное…

В эфире раздался еле слышный женский голос:

– Метель, Береза, Подкова! Мальчики… Мы вас всех ждем. Берегите себя. Возвращайтесь живыми. Мы любим вас… – голос растаял так же неожиданно, как и появился.

У многих офицеров перехватило дыхание. Булочка смущенно крякнул, усмехнулся, глянул на оцепеневшего Шульгина:

– Э-эх, мальчики-мальчики… Бородатые мальчики… А голосок-то Еленушки нашей. Послушал, э-эх… как меду выпил. Вот оно как!.. Ждут нас, ребятки… Ждут!

Старшина расправил плечи. Оглянулся на солдат, едва бредущих по узкой, протоптанной в снегу тропе, возбужденно прикрикнул:

– Шевелись, орёлики… Молодцами, шире шаг! Вперед, вперед, ребятушки… – И радостно потрепал одного засыпающего прямо на тропе солдата. – Давай вставай, мазурик! Очнись, красавец! Дома ждет банька с веничками. Горячий чай! У-ух!

В самом конце колонны Матиевский и Богунов поддерживали за локти Осенева. Тот облизывал сухие потрескавшиеся губы, жадно глотал воздух, задыхаясь, хрипел при вздохах, водил вокруг себя покрасневшими глазами. Шульгин срочно вызвал лейтенанта медслужбы Ставского в хвост колонны.

Матиевский шептал хриплым голосом:

– Экономь силы, Женька. Не спеши… Уже совсем немного осталось, братишка… Совсем немножечко… Ей-богу… От силы пять километров. Смотри, вон за тем хребтом наши ждут. Бурбахаи на колесах. Движки прогретые. Теплынь под тентами. Держись, Женька…

Справа Богунов бормотал сквозь зубы:

– Если нужно, Женька, ты нам только головой кивни… мы ж тебя на руках понесем хоть до Москвы…

Осенев сверкнул белками глаз. Вырвался из его груди протяжный хрип, и он вяло сплюнул себе под ноги окровавленную мякоть.

Позади солдат, сгорбившись, шел лейтенант Ставский, перехватив через плечо медицинскую сумку. Шульгин обернулся к нему:

– Стас, ну что же ты, военная медицина… Что же ты ничего не делаешь… Ну-у-у… Ты, что, не видишь?.. Слепой ты, что ли?..

Ставский низко нагнул голову:

– Андрей, не ори… Зачем орать… Здесь сделать ничего нельзя. Что я могу здесь сделать? Что-о?.. Мы же не в стационаре. Здесь я не могу сделать даже элементарной инъекции. Шприцов нет, кипятить не на чем. Только эти таблетки, – он со злостью рванул медицинскую сумку.

– Его нужно было эвакуировать еще несколько дней назад или хотя бы вчера утром. В нем же все держится неизвестно на чем… Это же ребе-енок!.. – Ставский отвернул покрасневшие глаза.

Шульгин наклонился к Осеневу:

– Женечка, ты дойдешь… Ты обязательно дойдешь, Женя… За хребтом нас ждет автоколонна с прогретыми двигателями. В автоколонне специальная медицинская машина. Они нас пулей домчат до санчасти. Немного осталось… Ну-у… Держись, Женька! Ради бога, держись, мой мальчик!

И все же тело Осенева незаметно сползало вниз. Слабели руки, закинутые на плечи друзей. Широко раскрытые глаза, повернутые к свету, подернулись мутной пленкой. Матиевский и Богунов подхватили Осенева за брючной пояс и несли уже на руках. Ноги Осенева безвольно волочились по снегу. Андрей почувствовал, как рука больного солдата, перекинутая ему на шею, безжизненно ослабла, и пальцы, царапавшие ногтями щеку, тихо разжались.