Владимир Гриньков - Заказ на олигарха

Не то чтобы он думал, что двух недель достаточно, просто знал наверняка, что любой срок, больший, чем две недели, будет отвергнут. И даже две недели – это не понравилось Проскурову.

– Долго! – сказал он недовольно. – Ну что-то же можно сделать! Вы, в конце концов, охрана или кто?

– Правильная охрана – не тогда, когда в клиента уже стреляют и его надо собой прикрывать, – веско произнес Хамза. – Правильная охрана – это та, которая заранее знает, где наверняка будут стрелять, и которая не допустит, чтобы охраняемое лицо в том месте оказалось.

– Тебе бы в рекламном агентстве работать, – поморщился Проскуров. – Ладно, что ты предлагаешь?

– Предполагалось, что Виктория Александровна с вашим младшим сыном отправится в Италию. Вы как насчет Италии?

– Конечно, я поеду с ними, – сказал Проскуров.

И Петя Проскуров не спал, как оказалось, – несмотря на поздний час.

– Куда ты пропал? – спросил он у Китайгородцева таким недовольным тоном, что стало понятно: давно караулит и нервничает.

– У меня работа, – нейтрально сообщил Китайгородцев и инстинктивно прикрыл рукой простреленную полу пиджака.

– Ты мне нужен – в Отрадное сгонять.

Какой сегодня день? Среда. В среду Swiss’да ждет от Пети ответного послания. Вот отчего малец так разнервничался.

– Сейчас? – не поверил Китайгородцев.

– Ну! – ответил Петя хмуро.

– Это невозможно.

– Почему? – капризно спросил Петя.

Как объяснить ему почему.

Как сказать, что завтра или послезавтра в крайнем случае семья Проскуровых спешно отбывает за границу и обеспечить их отъезд – хлопотный и долгий труд, потому времени лишнего нет ни минуты.

– Ты поедешь! – сказал Петя, и это не жесткость была, а отчаяние.

А что он сможет сделать, если Китайгородцев откажет ему? Даже пожаловаться некому. Не скажет же он отцу, что телохранитель отказался поехать с ним среди ночи к тайнику. Потому что тайник – это тайна. Одна на двоих. Только Петя и Китайгородцев в курсе. И никого больше Петя в эту тайну посвящать не собирался.

А уцелеет ли письмо Swiss’ды, если за ним приехать через день-другой? Не факт.

– Хорошо, – сказал Китайгородцев. – Поехали.

Проспекты ночной Москвы даже в столь поздний час не были пустынны. Залитый огнями город жил призрачной жизнью подлунного царства: улицы были красивее и чище, чем днем, витрины магазинов наряднее, зато благообразная публика отсутствовала напрочь, а вместо нее на городской асфальт повылезала всяческая нечисть.

Петя смотрел на этот город сквозь стекло, но мыслями, как оказалось, был далеко отсюда.

– Как ты думаешь, – вдруг спросил он у Китайгородцева. – Диснейленд – это круто?

– Прикольно, – сказал Китайгородцев.

– А ты там был? – заинтересовался Петя.

– Был.

– В натуре туда ездил?

В голосе Пети появились нотки уважения к собеседнику.

– Да. Я одну семью охранял. А у них дети. Детям захотелось в Диснейленд.

– Ты в каком был? В американском?

– Да.

– Клево! – процедил безрадостно мальчишка.

Похоже, ему поездка в Диснейленд представлялась неосуществимой.

– А это дорого? – спросил он, и стала понятна причина охватившего его уныния.

– Если отсюда ехать?

– Предположим, да.

– Билет на самолет туда – обратно. Долларов семьсот, а то и тысяча – как повезет. Гостиница. Виза. Страховка. Тысячи полторы, не меньше.

– На одного?

– Конечно.

– На двоих получается три, – справился с арифметической задачкой мальчик и заметно приуныл.

– Тебе отец деньги дает? – спросил Китайгородцев.

– На мороженое, – скривился Петя. – Он дает маме. А она их копит. У нее мечта: купить квартиру.

Да, с такой мечтой все прочие радости жизни задвигаются далеко на периферию. Бедный мальчик. Он не увидит Диснейленд, и поэтому его так и не начнут уважать все уроды из его двора.

Приехали на знакомую площадку. Петя отлучился ненадолго и вернулся с письмом, которое прятал по обыкновению под одеждой.

«Ты, наверное, и вправду сильно на меня похож. В смысле, что нас колбасит одинаково. Конкретно плющит жизнь. Что у тебя отец урод, что у меня. От этого большие у нас проблемы. Только мы маленькие вначале были и думали, что беда идет от нас самих, что это мы какие-то фрики такие. Я плакала все время и тоже думала, ну почему так плохо мне. И тоже умереть хотела, как и ты. А потом я стала взрослая и поняла, какая же я дура была. Потому что это не из-за меня мне плохо, а из-за урода этого, который меня и маму предал. Ему было хорошо жить, а нам с мамой плохо, а это неправильно. И хорошо, если бы его не было совсем. Так я думала. И мама говорила тоже, что он урод и сволочь. И я поняла, что он не может жить, что он урод. Я была у него в то лето в гостях, и я ему незаметно насыпала порошка в еду такого специального, и он потом быстро умер. А когда его не стало, мы с мамой зажили хорошо. Потому что мы получились наследники, и все досталось нам. Его дом, все его машины и все деньги, и мы стали богатые. Теперь те уроды, кто смеялся надо мной, они все притухли. Они хотят дружить со мной и чтобы я с ними тусовалась, а я не хочу, потому что они фрики отмороженные и еще они бедные. А я хожу в ночные клубы, потому что с деньгами можно ходить, даже если ты еще не взрослая, а в школе учишься. И еще я скоро буду учиться на права, чтобы на крутой машине ездить. А после школы я поеду учиться за границу и буду там сама жить и тусоваться, а мама будет ко мне приезжать, если я буду по ней скучать. Swiss’да».

Китайгородцев прочитал этот текст ранним утром. Увидел в окно бредущего по росистой траве Петю, удивился было раннему по-старчески подъему столь юного мальчишки, а в следующий миг его осенило, что другого столь же удобного случая ознакомиться с содержанием письма Swiss’ды сегодня уже может и не представиться – слишком много дел предстоит.

Он прошел по сияющему проскуровскому дому, вошел в комнату Пети. Письмо лежало на столе. Китайгородцев прочитал его. Осмотрел лежащий рядом конверт. В конверте ничего не было. Тогда Китайгородцев сфотографировал текст письма цифровой фотокамерой и отправился на поиски Хамзы, который на эту ночь тоже остался в проскуровском поместье.

Хамзу он нашел в доме для охраны. И еще здесь был Баранов. Неожиданность для Китайгородцева. Когда он вошел в комнату, их с Барановым взгляды встретились, и Баранов с мрачным выражением лица поприветствовал вошедшего:

– Здравствуй!

– Ты иди пока, – сказал Баранову Хамза. – Но только к Потаповой – ни ногой. Я дам тебе возможность встретиться. Попозже.

Баранов вышел, стараясь ни с кем не встречаться взглядом.

– Психует сильно, – сказал Хамза со вздохом. – Злой, как черт.