Владимир Гриньков - Семь кило баксов

Прошли в гостиную. Маркелов заметил, как вдова поставила на полке фотографию своего погибшего мужа, до того снимок лежал на книгах изображением вниз. Такая вот прилюдная скорбь.

– Извините, я иногда, может быть, буду отвечать невпопад, – сказала женщина, картинно погрустнев, – но мне все еще очень нелегко. – И задумчиво воззрилась на фотографию, с которой на нее столь же задумчиво глядел покойный Борис Евгеньевич Червяков.

– Да, я вас понимаю, – поддакнул Маркелов. – Сколько вы прожили вместе?

– Четыре года. И у Бори, и у меня это был не первый брак. Кстати, коньяк мы с вами все-таки будем пить?

Принесла две коньячные рюмки и початую бутылку.

– Я иногда прикладываюсь – иначе мне не заснуть, – сообщила с прежней печалью. – Как это все ужасно, вы себе даже представить не можете.

– Вам будет нужна опора. Сильный человек рядом, простите меня за столь откровенный разговор.

– Ну что вы? Какой сильный человек? – позволила себе улыбнуться вдова. – Я сама сильный человек. Это я в трудные минуты поддерживала Бориса, а не он меня. Знаете, когда у него начались эти проблемы с работой…

– После смерти Звонарева? Когда ваш муж остался без работы? – уточнил Маркелов.

– Нет, гораздо раньше. Со времен августовского кризиса. Или даже до него.

– Неужели?

– Да, – подтвердила женщина. – Так вот, когда у него начались проблемы, я его успокаиваю, едва ли не как с маленьким разговаривала…

– А что случилось?

– Не сработался.

– Со Звонаревым?

– Да. Хозяин у Бори был человек суровый. И даже грубый… Он Бориса совершенно не уважал. А Борис переживал. Говорю же вам – он как маленький. А я его успокаивала. Так что мне быть сильной – не привыкать.

– Ваш муж конфликтовал со Звонаревым?

– Ну как конфликтовал? Для этого надо быть прочным человеком – чтобы на конфликт идти. Правильно?

– Правильно, – с готовностью подтвердил Маркелов.

– Вы почему коньяк не пьете?

– Я пью. Так вы говорите – обижался ваш супруг на Звонарева?

– Еще как! Он у меня терпеливый был, Борис. Все в себе носил. Другой бы уже поскандалил или дверью хлопнул, к примеру, а этот все терпел – терпел и копил в себе обиды.

– А потом эти обиды выплескивал? – поинтересовался Маркелов.

Женщина посмотрела на него непонимающе.

– Долго ведь это в себе не поносишь, – подсказал ей Маркелов.

– Он вот носил.

– А уйти от Звонарева он не пытался?

– Пытался.

Пытался! Маркелов едва смог сохранить бесстрастно-вежливое выражение лица.

– Когда? – осведомился он.

– В самый последний момент, – снисходительно улыбнулась женщина. – Когда его гонителю-притеснителю оставалось жить всего несколько часов.

Ах, это. Про то, что Червяков написал заявление об уходе как раз в день убийства Звонарева, Маркелов знал. Он-то думал, что-то еще такое было. Раньше.

– А раньше он тоже разговоры об этом заводил, – будто прочитав его мысли, сказала женщина. – У них там сложный период начался. Как раз после кризиса. Деятельность остановилась, прибыли нет, в общем – все очень плохо. Я Борису сказала – надо новое место искать. А он в ответ: а чего искать, оно меня само уже нашло.

– То есть у него был запасной вариант?

– Я, по крайней мере, так его поняла. Спросила, что у него есть на примете. Он говорит: я тебе как-нибудь позже расскажу.

– Рассказал? – с надеждой поинтересовался Маркелов.

– Нет.

– Потом погиб Звонарев, – все еще пытался продраться к интересующим его подробностям Маркелов. – Ваш супруг остался без работы. И так и не смог работу найти. Значит, не было у него ничего на примете? Лукавил, когда говорил о том, что что-то там у него припасено на случай увольнения?

– Нет, что-то у него действительно было. Он остался без работы, настроения, естественно – ноль, денег – столько же, все очень плохо, я вижу, что еще немного, и он либо запьет, либо еще каких-то глупостей наделает, и я ему говорю: ты же говорил, что есть у тебя на примете работа. А он ответил, что работа была, да сплыла, и вообще он с этими колхозниками дел иметь не хочет.

– С колхозниками? – приподнял бровь Маркелов.

– Ну, это он так сказал.

– А что имел в виду?

– Этого я не знаю.

С «колхозниками». Кто такие это «колхозники»?

– Еще когда-нибудь вы говорили с ним на эту тему?

– Нет, – сказала женщина. – Не успели. Очень скоро его не стало.

– А вообще о делах вы с ним говорили?

– Естественно.

– Вы можете вспомнить какие-нибудь фамилии? Название фирм?

– Все, что я смогла вспомнить, я сказала на допросе. Там, в протоколе, все есть.

Ее допрашивали после гибели Червякова. Маркелов ознакомился с протоколом. Ничего интересного. По крайней мере, о фирме «Агротрейдинг» вдова Червякова не обмолвилась ни единым словом. «Агротрейдинг»?! «Колхозники»! Он тогда сказал ей – «колхозники»!

– Э-э, – заволновался Маркелов. – А не вспомните ли вы, – доводилось ли вам когда-нибудь слышать от вашего супруга такое название фирмы – «Агротрейдинг»?

Женщина задумалась, вспоминая. Маркелов ждал – внешне терпеливо, а внутренне умолял ее вспомнить. Думала долго, потом покачала головой:

– Нет, вряд ли.

– «Вряд ли»? Или все-таки что-то такое было? – не хотел сдаваться Маркелов. – Может быть, он в вашем присутствии кому-то об этой фирме говорил.

Опять покачала головой.

– Может быть, он звонил в эту фирму…

– Посмотрите в его записной книжке, – сказала женщина. – Там мог остаться номер телефона. Книжка ведь у вас.

Да, книжка подшита к материалам дела. Но нет там никакого «Агротрейдинга».

– Или ему оттуда звонили, – упрямился приунывший Маркелов.

– Домой звонили?

– Да.

– Тогда можно посмотреть. Я все записывала.

– Записывали? – встрепенулся Маркелов.

– У меня память никудышняя. Борис сердился, если я не могла сказать, кто ему звонил в его отсутствие. Поэтому я карандашом на обоях писала.

– И как они, эти обои? Уцелели?

– А куда они денутся? Желаете взглянуть? Это здесь, в прихожей.

Вдова прошла первой, щелкнула выключателем. Как раз над телефоном теснились многочисленные фамилии, названия фирм и номера телефонов. Маркелов вел пальцем по записям – сверху вниз. И вдруг – «Агротрейдинг». Есть! И вдова тоже увидела.

– А вот еще, – сказала она.

Точно. И чуть ниже – еще раз. Так что как минимум трижды Червякову звонили из «Агротрейдинга» прямо домой, и это только в его отсутствие, когда жена записывала, от кого был звонок. А еще наверняка было так, что трубку снимал сам Червяков. И ему отметки на обоях оставлять было ни к чему.

– А чего хотели? – поинтересовался Маркелов. – Эти вот, из фирмы.

– Я не помню уже. Бори не было, они просили, чтобы он им перезвонил. Наверное, так было.