Дмитрий Харитонов - Репортаж не для печати

В «Хилтоне» я выбрал достаточно скромный одноместный номер (с чем, наверное, не согласится бухгалтер телекомпании, когда я ему предоставлю отчет по командировочным расходам). Три пары белоснежных полотенец и быстро наполнившаяся горячей водой ванна настроили меня на мирный лад. После принятия водных процедур, я насухо вытерся самым большим полотенцем и включил телевизор.

Крупные отели во многих странах мира транслируют Си-Эн-Эн. Просмотрев выпуск новостей, я уже собирался было переключиться на какой-нибудь фильм, как мое внимание привлекло сообщение из Аргентины:

1

Нью-Йорк… В середине тридцатых годов американские джазмены, любившие изъясняться на специфическом сленге, во время одного из концертов, обронили загадочную фразу: «А сейчас мы для вас сыграем Нью-Йорк – ярко сияющее большое яблоко на вершине дерева успеха!» Поклонникам джаза такая красивая фраза пришлась по душе и в около музыкальных кругах Нью-Йорк стали называть «большим яблоком». В 1971 году президент нью-йоркского туристического бюро решил, что глупо не использовать сленговое выражение в рекламной кампании. Вскоре, благодаря журналистам, за вечно бодрствующим городом так и закрепилось символическое название: «Большое яблоко».

Решив погулять перед сном по Бродвею, рассекающему остров Манхэттен наискосок, я свернул на площадь Колумба.

Вечерний Нью-Йорк пленителен. Сверкающие витрины магазинов, потрясающие небоскребы, многочисленные ресторанчики, встречающиеся на каждом шагу, зазывалы у дверей ночных клубов – столица мира действительно больше всего похожа на запретный плод, который хочется с наслаждением вкусить.

В десять часов вечера в центре еще полно народу. Выходцы из азиатских и латиноамериканских стран вовсю торгуют фруктами. А лотки усыпаны чисто вымытыми яблоками, киви, бананами, гроздьями винограда и простыми дарами щедрой природы. Рядом лепятся многочисленные лотки и ручные тележки, где продается все, что душе угодно: газеты, журналы, поддельные золотые украшения, воздушная кукуруза – «поп-корн», без которой ни один американец не мыслит себе культпохода в кино или яростного переживания на бейсбольном стадионе.

Уличные музыканты играют на саксофоне, скрипке, банджо и еще на десятке других инструментов. Парочки, прогуливающиеся по залитым электрическим светом улицам, останавливаются на короткое время, чтобы послушать их игру и решить, достойны ли они поощрения в несколько монет. Улица насквозь пропитана разными звуками, гудками проезжающих автомобилей, выкриками торговцев, выходящей на мостовую и глухо ухающей вентиляционной решеткой нью-йоркской подземки. Повсюду царит атмосфера скрытого вожделения.

Бесцельно пересекая улицы, я зашел в несколько магазинов, рассеянно скользнув взглядом по выставленным в них товарам. Скучающие продавцы опрометью мчались мне навстречу, наперебой предлагая мне свои услуги.

– Что-нибудь желаете приобрести?

– Ничего. Просто смотрю.

– Подобрать сувенир для любимой девушки? Есть чудесные французские духи. Очень модные.

Я отнекивался и вежливо улыбался. Со своей девушкой я расстался несколько месяцев назад. Покупать подарки мне было просто некому.

Дагмар было двадцать восемь лет, и она приехала в Атланту на стажировку из Берлина. Красивая брюнетка с великолепной фигурой вызвала восхищенные вздохи у мужской половины, работавшей над программой , «Мировой репортаж». Темные волосы, разделенные пробором, спускались на плечи, обрамляя ее симпатичную головку. Нежная кожа, удивленно вскинутые брови, черные глаза, стройные ноги и полная грудь, колыхавшаяся под свободной блузкой – все в ней было пленительно. Включая тихий, но удивительно мелодичный голос.

Никому не отдавая предпочтения, Дагмар старалась поддерживать ровные отношения со всеми, кто наперебой старался оказать ей знаки внимания. Трудно сказать, почему она предпочла меня, но, однажды, после праздничного ужина в честь годовщины образования телекомпании, я проводил Дагмар до дверей ее квартиры.

Открыв дверь, она молча впустила меня в маленький холл. Затем Дагмар, миновав гостиную, зажгла светильник и включила спокойную медленную музыку. Она достала бутылку вина и наполнила два бокала с высокими ножками. Кровь пульсировала в моих висках, и первоначальное благородное намерение удалиться немедленно улетучилось. Сладостные мурашки бегали по моей спине, когда мы, обнявшись, медленно целовались.

Я помог ей снять пиджак и блузку, освободив красивую грудь с остро торчавшими темными сосками. Я нежно раздевал ее, чуть дотрагиваясь кончиками пальцев до застежек, лаская губами губы, шею, каждую клеточку ее тела. Это была прекрасная ночь, полная неги и любви.

Наши отношения продолжались полгода, пока у Дагмар не закончился контракт. Америка ей не нравилась. Вернее сказать, нравилась не настолько, чтобы остаться здесь на всю жизнь. Дагмар была нацелена на карьеру, хотела добиться успеха в качестве телеведущей. Слишком сильный акцент делал ее появление на американском телевидении трудновыполнимой задачей.

После некоторых колебаний, Дагмар решила вернуться в Берлин. Уезжая, она предложила мне последовать за ней, уверяя, что любит меня. Не знаю, как насчет любви, но что Дагмар была сильно увлечена мной – это точно. Она почему-то решила, что я работал или продолжаю сотрудничать с ЦРУ, и называла меня «агентом 008». Я смеялся над этим, но никогда не разубеждал, предоставляя ей возможность верить в то, что она хочет.

Расставшись, мы некоторое время обменивались письмами, но, со временем это стало происходить все реже и реже. Работа в Берлине принесла Дагмар продвижение по служебной лестнице. Появились новые связи и знакомства. Все, что оставалось в прошлом, постепенно отодвигалось все дальше и дальше, уступая место свежим впечатлениям. За последние два месяца мы не обменялись ни одним посланием.