Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Колыма

Он уходит. Уходит навсегда, он теперь не поселенец, нет. Он свободный человек. Свободный как море, как чайка. Он уходит. Совсем…

Шесть лет поселения прожил он здесь, на этом берегу. Холодном, неприветливом. Теперь они позади. Вычеркнуты из жизни. Лишь всесильная память не выкинет их из сердца со временем…

Семен садится на гладкий валун. Решил перекурить. И снова смотрит на узкую прибрежную полосу. По ней он шел Гирей шесть лет назад. А возвращается, уходит Семеном.

Шесть лет… Но зачем вспоминать? Они ушли, как умерли. Назад оглядываться не стоит. Прошлое, как умерший родственник, сколько ни жалей о нем, его не воскресить, ничего не исправить. Лишь горечь утрат, да ошибок осталась за спиной, о них лучше не вспоминать.

Но человек — не море. У него есть сердце и память. Больная, цепкая, она не дает забыться и грызет совесть, крепко держит в своих руках душу человеческую.

Прибрежный камень. Здесь он отдыхал шесть лет назад. Поделив его с угрюмым сопровождающим. Тот сказал, глядя на море:

— Тяжело тебе здесь будет. И все ж — это не лагерь. Люди вокруг будут хорошие. Станешь ты их уважать — тебя никто не обидит. Сердце-то, оно у всех одинаковое. Тепло, да привет, кто не уважает? И, передав Семена с рук на руки председателю сельсовета, вскоре ушел.

Совхоз «Октябрьский». Дома вдоль морского берега выстроились, как утлые лодчонки, готовые по первому знаку сигануть в море, то ли за лучшей судьбой, то ли за рыбой, то ли за собственной погибелью своей.

Когда-то, совсем недавно, здесь ловили жирнющую селедку. Одна под три кило весила. А потом забросили промысел. То ли селедку решили приумножить, то ли картошку ей предпочли и занялись полеводством.

Немного было пригодных для этого земель в совхозе. Картошка с фасолину рождалась. А вот капуста — отменная. Потом и коров, и лошадей завели. И когда Семен сюда прибыл, хозяйство уже встало на ноги. Изголодавшиеся за войну люди — охотнее сюда потянулись.

Их устраивал на работу председатель сельсовета — плотный, безногий мужик. Сам — бывший фронтовик. Артиллерист. Василий Иванович Панкратов.

Встретил он Гирю насмешливо, зло, даже не скрывал своей враждебности.

— Пополнение? — спросил у сопровождающего. И, глянув на Семена, сказал:

— Что ни говно, то все к нашему берегу.

— Он — мужик работящий, — вступился сопровождающий.

— Оно и видно. Ишь сколько заработал! Целых десять лет на одной Чукотке. Да здесь…

— Ничего. Он уже все осознал, — встрял сопровождающий.

— Посмотрим, — хмуро отозвался Панкратов. И, глянув на Гирю, спросил:

— Что умеешь делать?

— Многое, — ответил Семен.

— За многое много и получил. У нас что-то одно делать будешь! Дизелист нам нужен. Свет давать селу. Сможешь? Я смотрю, ты в лагере электриком был.

— Сумею.

— Двигатель у нас имеется. «В2-300». Проводку всюду подвели. А дизелиста нет.

— Горючее есть? — спросил Гиря.

— Соляр подвезли еще давно.

— Тогда меня — туда. Хоть сегодня, — обрадовался Семен, что работать будет в помещении, в тепле. На одном месте. И не вкалывать физически.

— Вот это мне нравится! Значит, нужного нам прислали. Но смотри — без фокусов. Если что, своими руками с тобой разделаюсь. Они у меня слава богу целы! — показал он поселенцу крепкие, потрескавшиеся руки свои.

Гиря побледнел. Он не терпел угроз. Но на этот раз сдержался.

— Жилье мы тебе дадим. И все остальное. Ну и с тебя спросим, как положено, — пообещал Василий Иванович. И, встав из-за стола, повел Семена к дому на окраине села, прихрамывая на оба протеза.

— Устраивайся. Тут жить будешь. Три дня тебе хватит?

Семен глянул на черную утробу дома. И голову опустил.

— А! Не нужно мне этого. Покажи, где работа моя.

— Не нравится?

— Мне все равно.

— Тогда пошли. Покажу дизельную.

По дороге Панкратов свернул к какому-то дому. Попросил Гирю подождать. И, войдя, пробыл там минут пять. Вышел. Следом за ним — старушка.

— Иди, убери у него в доме. А то испугался. И наведывай его, чтоб мехом не зарос. Все ж дизелист. Свет давать будет, — сказал Василий Иванович, указав на Семена, и повел его к дизельной.

Там все было готово к работе. И, осмотрев двигатель, подводку, рубильники, проверив смазку, Семен заправил двигатель. Включил малые обороты. Прогрел двигатель. Прибавил обороты п включил свет.

— До одиннадцати работать будешь. С восьми утра.

— Один? — удивился Семен.

— Пока один. Ученика тебе дадим. Чем быстрее его выучишь, тем скорее тебе сменщик будет, — сказал Панкратов и довольный ушел из дизельной.

А через пару часов пришла к Семену старушка, которую Панкратов просил прибрать в доме. Поесть принесла.

— В доме у тебя я немного убралась. Но завтра — основное. Побелить надо. Печку замазать. Почистить, — говорила она, вытаскивая из сумки миску, баночки, свертки. — Ты ешь, ешь сынок, не гляди на нас. Ведь вон ты какой умелый. В свете разбираешься. Знать, не совсем плохой. Ешь.

И он ел торопливо, ложку за ложкой в рот пихал. Что ни говори

— сутки во рту ничего не было. Тут уж ни до чего. И, забыв поблагодарить старушку, Семен заспешил. Завтра может снова есть не придется. Когда он первую зарплату получит! А живот свое требует. И Гиря спешил.

— Не торопись, сынок, я тебе, часа через три, еще принесу поесть,

— прижала платок к глазам старушка и отвернулась. Семен тогда ничего не понял, ни о чем не спросил. Обрадованно разулыбался.

Она ни о чем не спрашивала. Молча смотрела на Семена. То ли свое вспоминала, то ли поселенца жалела, втихомолку. Когда он поел, она тихо собрала в сумку миску, банки. И неслышно ушла.

Семен на сытый желудок — думать стал: «Что это за женщина? Почему о нем заботиться взялась? И что, чем он должен будет ответить ей на это? Отказаться? Но такое невозможно. А принимать — платить нечем. Но и она о плате не говорит. Хотя… Возможно, Панкратов ей велел. Но нет. Весь разговор я слышал. Хотя в доме… Там он ей мог сказать. Да чего я голову ломаю? Получу зарплату и рассчитаюсь. За прошлое съеденное. И за предстоящее расплачусь», — успокоил себя Гиря.

Было девять часов, когда старушка, приоткрыв дверь, снова вошла в дизельную. Семен еще не успел окончательно проголодаться, но и не отказался. Ел с завидным аппетитом.

— Ты мне оставь завтра, что постирать тебе нужно. Я сделаю, — сказала она тихо.

— Стирать? Так если я отдам, в чем ходить буду? Весь гардероб, как у улитки — на мне. Заработать надо. Потом и поговорим.

— Вот оно что? — горестно вздохнула старушка. И, покачав головой, сказала: — Ладно. Придумаем что-нибудь. И, тихо собрав все в сумку, ушла, не сказав больше ни слова.

Вернувшись домой, Гиря опешил. Даже при свече увидел разницу. В доме было жарко. Вымытый пол сверкал свежестью. В углу кровать белизной манила. На печке — ведро с горячей водой. Чайник шипит. А на столе, отмытом до завидной белизны, банка с вареньем, хлеб, сахар, чашка. И даже пепельница.