Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Сахалин

— Ну и что дальше?

— А что? Приехал я в Ереван. Дом она нашла неплохой. Но сама… Пила по-прежнему. Какая из нее мать? В письмах писала, что завязала с прошлым. Оказалось, что нет.

— Ну и что вы решили?

— Отбой ей дал. Вот и все.

— А в Хабаровск зачем брали Русакову с собой?

— Хотел перевоспитать. По-мужичьи. Ведь, кроме выпивки, других грехов за нею не водилось.

— Что ж не привезли ее сюда?

— Поселенцам не дают разрешение на вызов родственников. А она мне никто. Значит, и тем более. Ведь не мог же я расписаться с нею по чужому паспорту.

— И где ж вы ее оставили?

— В Хабаровске. Пусть ждет, пока освобожусь.

— А как же с отбоем?

— Временно дал. Испытательный срок до осени. Посмотрю, когда вернусь.

— На кого? — поднял голову от протокола допроса Яровой.

— На Зойку, — не моргнул Клещ.

— Вам не хуже меня известно, что Русаковой нет. Она умерла. Вернее, задушена.

— Как? Я ничего об этом не знаю.

— Знаете. Она задушена незадолго до вашего вылета из Хабаровска. И при ней не оказалось денег, которые вы ей высылали. Они обнаружены у вас. В чемодане. Деньги, выданные Русаковой по переводу, были взяты работниками почты в банке. И купюры, вернее их номера, мне были известны. Они целиком совпали с теми, какие обнаружены у вас.

— Это совпадение.

— Такого не бывает. Две купюры под одним номером не выпускаются. И вы, как бывший вор, знаете это не хуже любого специалиста.

— Но это мои деньги!

— Да. Это деньги, высланные вами Русаковой. Но у нее, у мертвой, этих денег не обнаружено, — говорит Яровой.

— Она мне их сама отдала. Ведь мы собирались сойтись. И Зоя сказала, что боится иметь при себе такую сумму. А поскольку мы решили создать семью, то главенство в ней и принадлежит мужчине. Он и распоряжается деньгами.

— Но тогда почему она задушена?

— А я при чем? — крикнул Клещ.

— Она летела с вами.

— Но зачем мне ее душить, когда я сам выслал ей деньги?

— Она ездила в Ереван. Не без вашего поручения. И встречалась там с небезызвестным для вас Авангардом Евдокимовым. Которого тоже нашли мертвым.

— Но какое это имеет ко мне отношение?

— Самое прямое. Русакова уехала с вами, когда был убит Евдокимов. Вы увезли ее, как свидетеля. И убили по этой же причине.

— Но, если следовать вашим предположениям, зачем бы я вез ее до Хабаровска? Если бы я убил Евдокимова, которого, кстати сказать, я и в глаза не видел, то я тут же в Ереване должен был убить и Зойку. А не тащить ее за собою на край света. Дрожа постоянно, что она по пьянке все выболтает.

— Убить в Ереване вы ее не могли по той простой причине, что не знали, о чем она говорила с хозяевами дома, в котором проживала. И она могла быть ими опознана. А, поскольку в Ереване вас с нею видели, то могли найти. Именно потому вы и увезли ее. А потом задушили.

— Я не душил.

— А кто?

— Не знаю.

— Как же вы не знаете, если все время находились вместе? В одиннадцать часов вечера вы вышли из ресторана «Аквариум». А в двенадцать ночи Русакова была задушена. В половине первого вы появились в зале ожидания в аэропорту.

— Я проводил ее до гостиницы аэропорта. Чтоб она устроилась там на ночь. Условились, что если ей не удастся устроиться, Зоя вернется в зал ожидания. А если устроится, то— все. На следующий день поедет в город искать квартиру и работу. И напишет мне. Сообщит свой адрес. Мой адрес она знала.

— Но зачем вы забрали ее чемодан? — продолжал Яровой.

— Наличие фото не доказательство принадлежности чемодана тому, кто на фотографии. Вон на катере фотки артистов. Так что они владельцы судна? Так что ли?

— Откуда у вас появилось это фото?

— Сама подарила. Мы ж были с нею? Я ее знаю. Чего уж стыдиться? — усмехался Беник.

— Так значит, вы не виделись с Авангардом Евдокимовым?

— Нет.

— А как оказалась с ним Русакова?

— Она выпивала, а к пьяным бабам всякие липнут. Во всяком случае мне о нем она ничего не говорила. Держалась тихо. Хотела семью. Потому и молчала.

— Ну что ж. Вы ответили. У меня к вам остался последний вопрос.

— Какой?

— Куда девалась ваша пуговица с костюма? Где вы сумели ее потерять?

— Плохо пришили в мастерской, — рассмеялся Беник.

— А мне показалось, что как раз наоборот. Слишком прочно она была пришита. Прямо с куском материи кто-то вырвал.

— Наверное, в дороге где-то.

— А вы вспомните. При вашей аккуратности такое помнится. Ведь костюм дорогой. А испорчен. На самом виду. Сшит недавно. Забыть не могли.

— Я Володьке давал его надевать. Вероятно, когда у него был приступ — это и случилось.

— Ну что ж, вероятно так и произошло, — сделал Яровой вид, что поверил Бенику. И, встав из-за стола, сказал решенное для себя еще вчера: — Вы свободны. Возвращайтесь к работе. Лодку возьмите. А изъятое пусть пока останется у нас.

— Мне можно идти?

— Да. Лодку вам помогут спустить в реку.

— Я сам. Не надо помогать. Я сам! — выскочил Беник в коридор. И, ухватив лодку за нос, мигом стащил ее в воду.

— Вы выпустили его? — удивленно ахнул начальник райотдела милиции.

— Да. Как видите.

— Совсем.

— Это еще увидим, — усмехнулся Яровой и добавил: — Я прошу вас установить круглосуточное дежурство на железнодорожном вокзале. Не исключено, что эти трое, все вместе или поодиночке, захотят сбежать отсюда. Установить дежурство у кассы по продаже билетов, на перроне. Проверяйте каждый пассажирский поезд и даже товарные составы самым тщательным образом. Любого из троих при задержании доставляйте ко мне немедленно.

— Я понял. Сейчас распоряжусь, — повернул в кабинет начальник.

Следователь смотрел на реку. По ней резво неслась лодка. В ней — Беник. Он торопился.

Через несколько минут, вместе с двумя оперативниками, Аркадий уже направлялся в верховья Тыми.

Сегодня был удачный день. Хабаровский угрозыск прислал дополнительные сведения об осмотре места происшествия. Угрозыск Еревана дослал данные допросов продавцов, опознавших Русакову и поселенцев. Одесский угрозыск прислал протокол тщательного допроса соседки Русаковой. Яровой довольно улыбался. Он намеренно не задал Клещу некоторых вопросов, какие захлопнули бы дверь «ловушки». И намеренно оставил выход. Не случайно и выпустил. Теперь Клещ, сам того не зная, должен дать Яровому основные козыри, раскрыть намерения. И это обязательно должно случиться.

Яровой едет по реке. Упругий ветер бьет в лицо, ерошит волосы, лезет за воротник, за пазуху. Щекочет шею. Солнце греет ощутимо. А голубые брызги воды, поднимаемые лодкой, отливают радугой в солнечных лучах и крупными бусами снова падают в воду.

Волны Тыми — темносиние, хорошо гармонируют с прибрежной зеленью деревьев, кустов, травы. Все радуется весне, теплу, жизни. Все принарядилось в праздничные убранства. И теперь природа, словно сама собою любуясь, приворожила к себе глаза людей.