Максим Гарин - Атаман. Кровь за кровь

— А к числу проправительственных формирований относятся полевые командиры Шамиля Басаева? — поинтересовался Терпухин.

— Да, вся эта болтовня о разногласиях Шамиля Басаева с руководством Чечни существовала до тех пор, пока он не получил министерский портфель. А потом ему захотелось заняться бизнесом. Он сумел восстановить дисциплину и порядок во всех вооруженных структурах. Ему подчиняются все, в том числе Радуев и, если ты помнишь, небезызвестный Хоттаб. Вторая немногочисленная, но очень хорошо вооруженная группа поддерживает бывшего президента Зелимхана Яндарбиева. Так уж случилось, что она настроена наиболее антироссийски. Они считают, что Масхадов может продаться Москве, поэтому всячески подогревают антироссийские настроения среди населения. Так что наиболее вероятно, что убийство Хорхоева замышлялось именно среди этой части чеченцев.

— Где они дислоцируются? — спросил Терпухин.

— Их базы находятся главным образом в районе сел Старые Атаги и Орехово.

— Ну, а кто еще там есть?

— Третья сила — так называемые «индейцы». Это небольшие полностью автономные отряды, не признающие никакой власти, кроме своего командира. Поведение их непредсказуемо, и обычно они выполняют роль козла отпущения. Именно на них правительство всегда перекладывает ответственность за разного рода провокации. Четвертая же сила не желает мириться с нынешними властями. Это остатки лабазановской оппозиции. Их осталось не более трехсот-пятисот человек.

Они базируются в Аргуне, Толстом-Юрте и некоторых населенных пунктах Надтеречного района. И, разумеется, в нашем городе… Думаю, лабазановцам никак не выгодно убийство Хорхоева…

— Значит, — задумчиво произнес Терпухин, — я должен настраивать себя на людей Яндарбиева. Вот попался, так попался…

— Сейчас, дорогой, мы все попались. Мы стали заложниками ситуации. Той, которая сложилась в Москве. Все грабят, берут взятки. Если у нас, в провинции, где городишки маленькие, кто-то из администрации встретится с местным бандитом, сразу и УВД, и жителям все становится известно. А в первопрестольной спрятаться можно. Если взять, к примеру, и проверить бюро пропусков Кремля, сколько людей с криминальным прошлым и настоящим наведываются во властные структуры!.. Если бы ты знал!

— Взяли бы да и проверили. Или кишка тонка?

— Да такое выяснится, что хоть всю Думу сажай, — ответил Петров. — Кроме, конечно, Зюганова и других левых.

Так что не затрагивай ты запретную тему. Об этом не только не говорят, даже думать боятся…

Терпухин насупился и молчал, поглощенный тяжелыми раздумьями о будущем.

— Пока вы, молодые, не очистите все наверху, очистить рынки Ростова, Пятигорска и Ставрополя от бандитов будет тяжело. Я уже не говорю, чтобы как-то Чечню вернуть на круги своя. Вот, к примеру, — продолжал свой монолог Петров, — знаешь, как наш мэр установил полный контроль над органами охраны правопорядка?

— Ну и как же?

— Ходят слухи, — Петров поднял палец вверх, — повторяю, только слухи, что он собирал прокуроров и вежливо сказал им, что они находятся на своем рабочем месте только до тех пор, пока подписывают санкции на арест бандитов. Как только они перестанут это делать, с ними распрощаются.

— Понятное дело, сторожевая собака должна лаять, — Терпухин поднялся. — Я пойду.

— Подожди, на улице светло, тебя сразу же заметут. Рассказывают также, — продолжил Петров, — что и судьи, при всей их независимости и несменяемости, тоже трепещут перед нашим мэром, и не было случая, чтобы арестованного бандюгу отпускали под залог.

— О, эти методы попахивают волюнтаризмом, — сказал Терпухин.

— Зато плоды такой деятельности налицо. Бандитов в городе задушили. За один только год разгромили шесть преступных сообществ и привлекли к уголовной ответственности с добрый десяток так называемых воров в законе, остальные резко притихли. А раз уж ворам в законе в городе закрепиться не дали, то простым хулиганам и подавно развернуться негде.

Терпухин вынул из кармана пистолет и повертел его в руках, не зная, что с ним делать.

— Отдай его мне, — сказал Петров. — Я дам тебе другой. На всякий случай.

— А не сдашь меня? Ведь именно из этого оружия убили Хорхоева.

— Не сдам. Хотя бы потому, что я потомственный казак. Знаешь, когда произошла эта перестройка и нам разрешили считать себя казаками, то мы пошли ложным путем…

— Что ты имеешь в виду?

— Когда все остальные делили имущество, мы делили погоны и кресла. Теперь к имуществу нас уже никто не подпускает, поэтому мы нищие. Но с этим мириться нельзя. Мы должны взять свое, принадлежащее нам по праву родства. Да, мы поддержали Ельцина, когда он ввел войска в Чечню, но теперь поняли, что это ошибка. Я, как войсковой старшина…

— Ты войсковой старшина?

— Да. Теперь я знаю одно: пока в России правят силы зла, проблемы Кавказа России не решить. Ты думаешь, что мы так уж и любим Березовского?

— Да вы же чуть было в своем кругу не возвели его в ранг атамана!

— Хорошо сделали, что не возвели. Отказались в последний момент от этой бредовой идеи. Но все равно, Березовский лучше Лебедя. Мы, терские казаки, поверили донскому казаку Александру Лебедю. Мы на него так надеялись, а он снюхался с силами зла, почувствовал вкус денег… Как бы там ни было, стране нужен диктатор, который железным маршем пройдет по всей России. Тогда наступит порядок. Тогда на коленях приползут и Чечня, и Польша, и все остальные. Это ничего, что атаманы других казачьих войск юга России — Донского, Кубанского, Ставропольского — нас не поддерживают насчет того, чтобы вооружаться и занимать Наурский и Шелковской районы Чечни. Нас боятся, потому что мы непредсказуемы, а что будет завтра — неизвестно.

Терпухин поежился. Все это он уже слышал. Его интересовала на данный момент только его собственная судьба.

Петров подошел к шифоньеру, вытащил оттуда пачку денег и потертую кобуру.

— Денег тебе дам, Юра, — сказал бывший кэгэбист, — потому как ты тоже родом из казаков. Если бы мы друг другу не помогали испокон веков, казачества давно бы не было…

Петров расстегнул кобуру и вынул пистолет ТТ с темными эбонитовыми ручками.

— Вот, самое безотказное оружие. ТТ тридцать девятого года выпуска. В обойме семь патронов, восьмой — в патроннике. Я всегда так делаю, чтобы ослабить пружину. Этот пистолетик для меня самый лучший, самый преданный друг…

— А как бьет? — поинтересовался Терпухин.

— Стрелял недели две назад. Горлышко бутылки отбивал с двадцати шагов. Ну, как у меня рука? — улыбнулся Петров. — Будь осторожен, ты теперь вне закона.

На городской улице Терпухин долго ждал, когда по ней проедет какая-нибудь милицейская машина. Наконец дождался. Милицейский «уазик» затормозил, Юрий подскочил к водителю и попросил: