Владимир Угрюмов - Дикий

— Гнида, — говорю спокойно. — Ты слова не держишь.

Взвожу курок. Председатель мычит. Не понимаю слов. Кровавая струйка слюны повисает на губе. Убираю ствол и толкаю председателя. Тот падает в кресло и каменеет от страха.

— Плакайся, мужик. — Вытягиваю руку и целюсь ему в лоб. — Что сказать хочешь в оправдание?

— Подождите, подождите, — прорывает хозяина. — Я ждал вас. У меня готово все. Я приготовил разницу по деньгам. Не собирался никого обманывать…

— Если бы собирался, то был бы уже покойник, — перебиваю я, а Леха стоит у меня за спиной и молчит, учится. — Деньги давай. Быстро!

Убираю револьвер. Председатель вскакивает, открывает шкаф. Дверь скрипит противно. Рубаха у хозяина задирается. На розовой жирной спине волосы растут ежиком в районе позвоночника. Появляется целлофановый пакет внушительных размеров.

— Здесь… Тут… Все правильно… Я считал… — Бессвязное бормотание. — Два миллиона российских рублей. Можно не считать. Точно все. Как в банке…

— Считать не будем. — Я забираю пакет и бросаю Лехе. — Ладно, — говорю, — крыса, в другой раз думай. Думай! Понял? — Качаю стволом револьвера.

Председатель складывает руки на груди, словно молиться собрался. Но мы не в церкви.

В дверях появляется хозяйка с крынкой кваса.

— Холодненький, — говорит она.

— Спасибо, — отвечаю ей и делаю глоток. Леха тоже пьет.

Мы возвращаемся к машине, и я забираюсь на заднее сиденье. Ложусь и сразу засыпаю. Слишком много всего для одного дня. Во сне птицы бьют крыльями, и у меня нет сил отгонять их…

Анвер так и сидит за столом. Сколько можно есть! Хотя он не ест, обсуждает разное с друзьями. А что тут обсуждать? Деньги — вот они.

— Два миллиона, — говорю я.

— Они твои, — отвечает Анвер.

— Нет, — отказываюсь, но, чтобы не обидеть, соглашаюсь. — Ладно, возьму… Леха, отнеси в дом.

Леха относит. Мы уходим с Анвером в сад. Садимся там на низенькую скамейку, закуриваем. Молчим, молчим, молчим. У меня есть главный вопрос, и после молчания я задаю его:

— Какие у тебя отношения с Симферополем?

Анвер думает — и, кажется, он умеет это делать.

— Не волнуйся, — проговаривает он по слогам. — Если что-то будет, то ты сразу узнаешь.

— Спасибо… — И после паузы добавляю: — Пойду в дом. Умоюсь.

Во двор опять понаехало парней из анверовской дружины. Они обсуждают дневные новости, но мне до них дела нет. Вхожу в дом, в комнату и падаю на кровать. Насрать мне на птиц и их крылья. Пусть клюют во сне — это не страшно.

Просыпаюсь сразу и хватаюсь за револьвер. Но это только Анвер в комнате, сидит на стуле и курит, пуская табачные кольца в открытое окно.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, все нормально. Зашел тебя проведать… Не выходят у меня из головы эти «черные».

— Не думай, — отвечаю, помедлив. — Те бы вернулись сюда. Всех бы перестреляли. Тебя первого. «Черные» делают это страшно. Я знаю. Не могу даже представить Лику в их руках… А ты еще и авторитет перед парнями поддержал. Если, конечно, для тебя авторитет что-нибудь значит.

Встаю и подхожу к окну. Парни садятся в машины, замечают меня, машут руками на прощание. Фонарь, висящий над воротами, высвечивает их загорелые простые лица. Такие профили и анфасы рисовали на плакатах в годы первых пятилеток. Но те времена кончились. Теперь это просто бандиты. Да и я теперь просто бандит. Одиночка. Дикий.

— Все будет нормально. — Я поворачиваюсь к Анверу.

— У нас нет семьи, — начинает Анвер после молчания. — Я и Лика. — Обычно он сдержан, но теперь в его голосе отчетливо слышна тоска. — Я и Лика — это вся семья. Мне не за себя страшно… То, что я делаю… Ты и сам понимаешь. Может, еще женюсь… — Анвер замолкает, затем хлопает ладонями по коленям, встает. — Хотел тебя спросить насчет сестры.

— Спрашивай.

Он мнется и не спрашивает.

— Анвер, — начинаю тогда я, — со мной не стоит общаться намеками. Мы теперь работаем вместе, и я считаю тебя своим товарищем. Твоя сестра мне очень нравится. Очень. Именно поэтому я не могу позволить себе с ней грубость. Ты мне можешь доверять. Между нами ничего не произойдет, пока я не буду уверен в завтрашнем дне. Хотя, не знаю, кто сейчас может что-нибудь сказать о завтрашнем дне.

Анвер улыбается уголками губ и не отвечает. Он меня понял, и ему стало легче. Всем нам стало легче после не договоренных до конца слов.

— Ты ей тоже небезразличен.

— Вот на этой мажорной ноте и поставим точку! — смеюсь я, и Анвер смеется вместе со мной.

Он выходит во двор. Слышу звук мотора и скрип тормозов. Беру в руки пакет с деньгами и разрываю полиэтилен. Выдергиваю несколько пачек и выхожу во двор. Леха ковыряется в машине, посвистывает. Бросаю деньги на капот.

— Это тебе, парень. Заработал.

Леха удивленно благодарит, но я не слушаю благодарностей и возвращаюсь домой. Проверяю «тэтэшку», засовываю за пояс джинсов. Смотрю в узкое зеркало, висящее на стене, и удивляюсь увиденному лицу. Я его забыл совсем. Нос заострился, стал похожим на птичий клюв, щеки впали, кожа потемнела, а волосы выгорели немного. Самодельный револьвер кладу под матрац и возвращаюсь во двор. Леха готов ехать, и мы едем.

На вокзале я забираю вещи из камеры хранения, и мы отвозим их домой. Да, теперь есть дом. Хоть на некоторое время. Я говорю Лехе, чтобы ехал к себе, но он протестует. Хочет быть настоящим телохранителем. Пусть будет. Но сегодня он не нужен больше. Когда Леха уезжает, я прячу кейс с кокаином на чердаке, зарываю в старые стружки. Револьвер, который мне изготовили в Евпатории, засовываю в сломанную ржавую плиту. Ее я нашел в сарае.

Ночь пахнет морем, хотя море далеко. Отчего так? Далось мне это море. Хватит мне и лиманов…

Встречаю Лику возле кафе и провожаю до дома. Она чего-то рассказывает про подругу. У той подруги скоро родится ребенок, а мужа скоро забреют в украинские солдаты. Пытаюсь отвечать, но получается плохо. Когда я заметил машину без огней, медленно ползущую за нами, то был готов убивать снова. Но это всего лишь Леха на своей тачке изображает телохранителя. Пусть изображает. Я прощаюсь с Ликой, целую ее в щеку. Иду домой по пустой улице. Уже с зажженными фарами вылетает Лехина тачка из-за угла и тормозит рядом. Радостная Лехина рожа высовывается в окошко.

— Садитесь, шеф, — смеется.

Я ворчу, но не отказываюсь, сажусь рядом с Лехой.

— Во-первых, не садитесь, а присаживайтесь. Сесть всегда успеем. Во-вторых, если хочешь меня называть по-иностранному, то зови боссом. — Шутка не удалась, но Леха слушает внимательно. Плевать мне. Я не артист эстрады.

— Хорошо, босс, — соглашается Леха. — Да, босс. Босс — это будет круче.

Мы останавливаемся возле дома. Судя по всему, Леха собирается охранять всю ночь.