Борис Мишарин - Исцеление

Они еще полежали минут 10, воркуя о любви и нежности, она вспомнила, что он еще не ужинал, глянула на часы, ахнула и убежала на кухню.

Степанов принял душ и переоделся, захватил с собой бутылочку вина и прошел на кухню. Сервировка поразила его — огурчики и помидорчики, вычурно нарезанные, салат по-французски, картофельное пюре с поджаренными ломтиками мяса, цыплята, жаренные в тесте…

— У нас праздник? — спросила Света, показывая на вино.

— Ты мой праздник, Светочка, — ответил он, ласково проведя рукой по ее щеке.

Она склонила голову набок, задерживая ладонь, смотрела на него светящимися глазами и улыбалась.

— Как я давно мечтал о таком ужине, когда прекрасные блюда приготовлены руками любимой женщины, Когда приходишь домой, и тебя ждут.

Он разлил вино по бокалам и предложил выпить за нее — свою любимую и родную Светочку. Закусив немного, заговорил снова:

— Ты очень славная и милая девушка, добрая, — Степанов немного замешкался, а она посмотрела на него внимательно, словно почувствовав, что он скажет сейчас что-то важное, — я хочу сказать, что ты мне ничего не должна. Не могу я, понимаешь, не могу считать тебя домработницей, а ведь это так, пока мы не оговорили другое. Ты больше никому ничего не должна — ни мне, ни тому твоему бывшему работодателю и проходимцу. Ты вольна в своем выборе и мне ничем не обязана. Если нужно, я подыщу тебе хорошую работу, где тебя оценят по достоинству и станут уважать, как специалиста. Больше ты не можешь оставаться в этом доме домработницей, я люблю тебя, и ты можешь остаться здесь в другом качестве… Боже, что за чепуху я несу…

Он обхватил голову руками, боясь услышать слова благодарности и ухода. Не верилось, но это возможно, что она жила с ним по своей доброте, из чувства долга, что не могла отблагодарить его по-другому. А ему хотелось любви, любви чистой и сокровенной… и обоюдной.

— Что мне ответить тебе, Боренька? Твой широкий и добрый поступок поразил меня, я поняла, что ты порядочный и доверчивый человек. Ты увидел прежде во мне человека, а потом уже женщину, доверил деньги и ключи, поддержал незнакомку в трудную минуту, спас от противного и мерзкого похотника. Конечно, это сыграло определенную роль, но любят, Боренька, не из-за этого, хотя это и может подтолкнуть, направить в русло любви. Разве можно любить за что-то — любят героев и убийц, трудоголиков и лодырей, любят разных людей. Когда ты уходишь на работу, я тоскую и жду тебя, жду твоего звонка и скучаю, а когда ты появляешься, я готова прыгать от счастья, обнять и не отпускать тебя никуда. Я не стану тебе говорить, что останусь в этом доме, пока ты меня не выгонишь, ты мой, только мой и пусть попробуют у меня тебя отобрать.

Светлана замолчала, смотря на Степанова глазами, полными слез и нежности.

«А я-то, старый дурак, сомневался, сидело где-то во мне это чувство, не давая покоя. Может потому, что мне уже 40 и не хотелось ошибиться в выборе». При ней пропадало это чувство, а без нее точило иногда душу — добрая и милая женщина благодарит, как может. Но теперь отлетели сомнения…

— Светочка, милая и любимая, родная и дорогая моему сердцу женщина, ты выйдешь за меня замуж?

— Да, Боренька, да.

Кушать Степанову расхотелось, они выпили еще по бокалу вина, и ушли в спальню. Лежа он перебирал ее волосы и тихонько говорил:

— Впереди два выходных и мы проведем их вместе. Я познакомлю тебя с одной замечательной семьей, мне бы очень хотелось, чтобы ты подружилась с ними.

Она, лежа у него на руке, повернулась к нему лицом и спросила:

— Когда же ты успел подружиться — говорил, что недавно приехал в город, днями пропадаешь на работе или он тоже военный?

Степанов улыбнулся.

— Нет, Светочка, он не военный, но ты его тоже знаешь — это Михайлов.

— Академик? — ахнула она, — но он завтра не принимает.

— А мы и не собираемся на прием, мы пойдем в гости. У него чудные дети — парочка ходячих компьютеров. Увидишь сама — поймешь.

— Наверное, страшно общаться с таким человеком, он очень умный — вдруг скажешь что-то не то. Все равно, что к генералу в гости ходить.

Степанов так откровенно и заразительно захохотал, что Светлана приподнялась на локте, пытаясь понять, от чего он смеется так долго и неудержимо.

— Ну, Боренька, перестань… я что-то не так сказала? Я, наверное, совсем глупая… и ты смеешься…

А он продолжал заливаться смехом, она иногда пыталась ему подхихикивать, но глаза наполнялись слезами. Он с трудом перестал смеяться, заметив, что вот-вот она разревется.

— Все нормально, милая, и совсем ты не глупая и не смешная, просто есть вещи, от которых нельзя не смеяться. Давай лучше сменим тему, поговорим о другом, а еще лучше займемся любовью. Я уже так давно не был с тобою…

Она улыбнулась, поглаживая его грудь ладонью, прижалась ближе к нему, чувствуя, как упирается в нее его «нетерпение» и отдалась ему до последней клеточки.

Позже, лежа головой на его груди, спросила:

— Я, наверное, точно дурочка, согласилась выйти за тебя замуж и не знаю о тебе ничего. Кто ты — танкист, артиллерист, связист, прапорщик или майор, а может полковник. А может ты и не военный вовсе — тебя по утрам забирает машина с гражданскими номерами, у военных они другие.

Она приподняла голову, стараясь заглянуть ему в глаза, почувствовать ответ его сердца. Что скажут ей эти карие и красивые очи, скрывающие зеркало души?

— Ты просто молодец, моя милая, сумела обратить внимание на номер машины, — он улыбался широко и открыто, — ты действительно должна знать обо мне больше. Я не артиллерист и не танкист, не прапорщик, не майор и не полковник. Я генерал, Светочка, поэтому и смеялся, когда ты сказала про генерала. Неужели я такой страшный, злой или, как ты сказала, умный, что со мной боязно общаться?

— Шутишь?

— Нет, Светочка, нет, я настоящий генерал, начальник управления ФСБ, ты можешь убедиться в этом, в кармане рубашки мое служебное удостоверение.

Она села в постели, глядя на Степанова большими глазами, не зная, что ответить или сказать.

— А прежде всего я человек, такой же, как все, как прапорщик, майор или полковник, — он снова широко улыбнулся, — и ничего человеческое мне не чуждо.

Света начала потихоньку всхлипывать, потом не смогла удержаться, упала ему на руку и рассмеялась от всей души.

— Вот дура, наплела генералу про генерала, — смеялась она, — и Михайлов такой же простой, как ты?

— Не-ет, в своей среде он маршал и мне до него далеко, а в жизни он обычный человек, без кичливости и зазнайства, без высокомерия и надменности. Муж и отец двоих детей.

Степановы еще долго делились друг с другом впечатлениями, рассказывали о себе и уснули далеко за полночь.

На следующий день Степанов со Светланой заехали на работу, он решил приехать к Михайловым в форме по двум причинам: показаться невесте, как она того и просила, а другое пока было секретом, который он не хотел раскрывать раньше времени. Генеральская форма немного смущала ее от непривычности, Светлана никогда раньше не видела генералов, но ее избранник оставался родным в любой одежде и форме. Она гордилась им и не скрывала этого от других, приятно, когда офицеры встают при появлении ее милого Бореньки. Света так и не поняла, когда успела свыкнуться с его формой, времени для этого не было — уже в машине, по дороге к Михайловым, она чувствовала себя превосходно, словно Степанов всегда выглядел таким, каким был сейчас — родным и близким.