Дмитрий Красько - Волк-одиночка

Камена между тем продолжал, чувствуя себя практически воеводой на воеводстве, пред ясны очи которого привели очередного холопа, пытавшегося подоить любимого воеводина быка.

— Ты мне, глупому, только одно объясни, — попросил он. — Что тебе за интерес был на моих пацанов наезжать? Какую цель ты преследовал? Неужели и вправду думал, что перемочишь нас, как кутят? Да никогда в жизни не поверю. Ты не выглядишь дураком, да и дело, в общем, по умному повел. Так чего ж тебе надо было?

Я слегка подивился его речам. Ловко он феню с изящной словесностью перемешал! Что поделаешь — веяние времени, босота вылезает из подвалов, босота выходит в свет и щедро делится с окружающими своей культурой. А за то, что умным человеком меня посчитал — спасибо, конечно.

Поскольку я стоял молча, не собираясь отвечать, в тот же бок мне воткнулся, подозреваю, тот же кулак. Снова стало больно, и снова я не смог согнуться, чтобы хоть немного утихомирить боль.

— Опять правильно, — Камена взял со стола пачку сигарет и протянул мне: — Будешь? — Я взял, хоть мне и трудно было пошевелиться. Он тоже взял, но ему было гораздо проще это сделать. Закурили. Выпустили дым, который смешался ловкими сизыми змейками в один клубок. — Когда я спрашиваю, ты должен отвечать. Просасываешь тему?

— Ты сам сказал молчать, — возразил я.

— Сказал. А как я мог не сказать, когда ты порол чушь? А вот когда я спрашиваю по делу, изволь ответить.

— Вопросик, если не трудно, повтори.

— Зачем ты стал отлавливать моих ребят?

Я не на шутку задумался, автоматически продолжая всасывать дым. А действительно, зачем? Сам для себя я знал ответ на этот вопрос — очень простой для меня. А вот как объяснить Камене? Я далеко не был уверен, что он поймет мотив. Дело не в том, что я сомневался в его умственных способностях. Просто справедливо сомневался, что у него подобный моему склад ума, что он в состоянии уследить за тайными течениями моей души. А, не будучи в этом уверен, я не видел смысла рассказывать ему обо всем, что передумал за время, прошедшее между смертью Четыре Глаза и моим последним заступлением на смену. Да и, собственно, не хотел этого. Разве соврать ему что-нибудь?

Из состояния такой рассеянной задумчивости меня вывел все тот же — клянусь! — кулак, в третий раз торпедировавший почку. И это неожиданно задело мое самолюбие. Дождавшись, когда боль станет терпимее и примерно уравновесится с болью остального организма, я повернулся к обидчику и скупым жестом ткнул ему растопыренными пальцами в глаза.

От меня этого не ожидали. От меня вообще ничего не ожидали, если судить по тому, что все остались на своих местах, с детским непониманием глядя на меня, психованного. А враг моей почки, лишившийся, как я глубоко подозреваю, глаза, тем временем упал на пол и принялся кататься по нему, собирая пыль и протирая ковер. Удивил я их, в общем.

Чтобы сгладить неприятное впечатление, сложившееся у них в результате моей выходки, я повернулся к Камене и сказал:

— Дико извиняюсь. Вырвалось.

— Понимаю, — ошалело кивнул он. — Наболело.

— Именно, — благодарно улыбнулся я. — В самую точку.

— Ну что ж. Решительно. Хвалю, — он посмотрел на шестерку, тихо скулящего на полу что-то про двух матерей — мою и свою — и снова перевел взгляд на меня: — Только чтоб в последний раз. Больше не надо.

— Больше не буду, — послушно пообещал я.

— А как с ответом на мой вопрос? — полюбопытствовал Камена.

— Примерно так же, — я кивнул на покалеченного бойца. — Вырвалось. Наболело. Одного друга грохнули, второго избили. А у меня душа не железная, натурально.

— А почему именно ты?

Опять глупый вопрос. Ответ, очевидный для меня, вряд ли будет доступен его пониманию.

— Ну как же. Я через две — нет, уже через полторы — недели из таксопарка ухожу, так что хотел сделать последний салют парням, с которыми столько лет один кусок делил, — это была ложь, но вырвавшаяся от чистого сердца. Если разобраться, то ложь была только по содержанию, но не по форме.

— Благодарю, — кивнул Камена. Он был совершенно серьезен. По крайней мере, выглядел так. Может быть, моя последняя выходка внушила ему какое-то количество уважения ко мне. Но с той же долей вероятности можно было предположить, что он просто умело маскировал свои эмоции. Правда, с какой целью — непонятно. — Но все равно глупо.

— Кто ж спорит, — от нечего делать согласился я и глубоко затянулся.

— Погоди, дай сказать, — Камена нахмурился, и я решил, что лучше пока попритихнуть. На «бис» номер с выбиванием глаза вряд ли пройдет. Второй шестерка, ученый горьким опытом, ворон ловить не станет, а облагородить мне внешность, учитывая мое теперешнее физическое состояние, ему ничего не стоит. Да еще, наверное, остальная братва набежит, поможет меня пинать. В общем, я заткнулся. — Это глупо потому, что рано или поздно рэкет все равно на вас лапу наложит, — развил свою мысль Камена. — И никуда вы не денетесь. Мы же с вас пока по-божески брать собираемся. Пять процентов — разве это много? И потом, вы ведь, таксисты, все равно половину заработанного в свой карман кладете, так что не разоритесь. А взамен — моя крыша и максимум гарантии, что больше к вам ни одна шушера не сунется. Взаимная выгода.

— А как быть со смертью Четырехглазого? — поинтересовался я. Меня все больше разбирало любопытство, но — по другому поводу. Почему со мной до сих пор не покончили, почему продолжают вести светскую беседу, более того — пытаются убедить в своей правоте? Что-то неправильное было в этом. Загадочное. Что ли, в живых оставить хотят? Непонятно.

— Смерть… — вздохнул Камена. — Погорячились. Я погорячился, если конкретно. Теперь-то понимаю, что не надо было отдавать ту отмашку. Ну, а что прикажешь делать? Я — деловой человек. Я делаю деловое предложение. А в ответ — тишина. Я жду неделю, другую, потом звоню, чтобы узнать результат, а меня, мягко говоря, посылают на три конкретных буквы. Конечно, меня это разозлило. И я сказал, что надо брать быка за рога и показать, что мы не шутим. Поторопился, конечно. Потом подумал и понял, что действовать надо по-другому. Вот как с тобой.

Я крякнул, но Камена на это внимания не обратил.

— Твой друг умер. Жаль человека. Но посмотри на дело с другой стороны. Эта смерть — одна смерть. Все мы там будем. А если вы согласитесь платить мне, дальше все будет нормально. Мои ребята на вас не только пальца не поднимут, но и следить будут, чтобы другие не наехали. Если не согласитесь… Ну что ж. Допустим, уйду я в сторону, оставив все, как сейчас. И что? Через неделю, через месяц, пусть даже через год — все равно ведь найдется какой-нибудь неглупый человек, который повторит мою попытку. И где гарантия, что это будет не какой-нибудь отморозок, для которого человеческая жизнь стоит не больше выстрела? Тогда он перевалит половину вашего таксопарка, а вторая половина согласится с его условиями. Только это будет еще вопрос — сколько он с вас потребует? Пять процентов или половину? Поэтому, думаю, вам выгоднее принять мое предложение. Что скажешь?