Дмитрий Красько - Волк-одиночка

— Он только что изъявил желание без наркоза выдавить тебе камни из почек. Ты желаешь такую операцию?

— Это он что, наехал, что ли? — уточнил Васек.

— Я думаю, да, — подтвердил его подозрения гуманоид.

— Ему что, в рыло заехать, да?

Я поперхнулся. Если такой бульдозер заедет мне в рыло, — в личико, если быть более точным, — то мало не покажется. Зубы у меня станут еще более редкими, чем у пятнистого. Поэтому я решил перестраховаться:

— Меня бить нельзя. Я доктор, понял? Нетрадиционная медицина. Могу аппендицит кухонным ножом без замораживания вырезать, и пациент боли не почувствует. Я и камни могу выдавливать. Это не наезд, натурально. Это предложение моих докторских услуг.

— Это он о чем? — Васек удивленно уставился на гуманоида.

— Да ладно, — махнул тот рукой. — Иди, пей колу.

Васек послушно развернулся и побрел к своему столику, причем по ходу его движения половицы прогибались — даром, что каменные. А когда он усаживался, я затаил дыхание — боялся, что мебель сломается. Но та ничего, выдержала.

Переведя дух, я повернулся к гуманоиду:

— Ну и контингент у вас!

— А как ты думал! — тот снова поразил меня в самое сердце широтой своей обаятельной улыбки и выдал краткую характеристику на только что ушедшего бронтозавра. — Готов в огонь и в воду по первому слову. И попробуй, угадай, чем мы ему платим?

— Судя по фигуре — салом, медом и молоком, — попробовал-таки я и мечтательно вздохнул: — Чтоб я так жил!

— Не угадал, — хмыкнул гуманоид. — Хотя «чтоб ты так жил» — это точно. Мы ему девками платим.

— Чего? — не понял я.

— Того, — кивнул он. — Васек у нас — секс-снаряд, заслуженный гинеколог-любитель. Камена ему каждые два дня пару шлюх заказывает. Жизнь у парня, понимаешь, не сложилась — для женитьбы оказался туповат. А природа требует своего.

— Ага, — понял я. — Природа требует своего, а Камена требует своего.

— Само собой, — кивнул пятнистый. — Но заметь, силовые поручения, вроде проблемы с тобой, он выполняет на «отлично».

— Но я-то живой остался, — возразил я.

— Ну и что? — хмыкнул он. — Ваську дали приказ: остановить тебя любой ценой и по возможности в кратчайший срок. Приказ он выполнил.

— Ну да, — я уткнулся, наконец, в свой стопарик, и, глотая водку, подумал, что на сей раз Ваську все-таки следует снизить экзаменационный балл. Если я и остановлен, то далеко не окончательно. А если быть до конца честным, то я вовсе даже не остановлен. Разве не так? Просто ни гуманоид, ни Васек об этом, слава Богу, не подозревали, а то, чего доброго, постарались бы вторично выполнить приказ.

При случае, когда мы останемся один на один, я должен буду поставить судьбе бутылку за такой царский подарок, каким являлся пятнистый гуманоид. Первым делом он заказал себе, по моему примеру, сто граммов водки, жлобским жестом отказавшись при этом от закуски, и употребил их. Беседа, имевшая место между нами и похожая на тренировку неопохмеленных футболистов — пас мне, а я через полчаса обратно — приняла куда более содержательный характер.

Он спросил:

— Ну и как твои переговоры?

— Да пока никак, — честно признался я. — Заглянул вчера в гараж, а там всего три человека было. Это либо утром надо идти, либо вечером, когда пересменка.

— Или собрание созвать, — подсказал он.

— Собрание? — удивился я.

— Ну да. Как в школе. Общее водительское собрание. Явка строго обязательна. С неявившихся — штраф в денежном эквиваленте. Это же всех касается. Так что лучше собрания способа нет. Да и то сказать — Камена уже завтра твоими успехами интересоваться начнет.

— Быстро он результата захотел, — я прищелкнул языком.

— Раньше сядешь — раньше выйдешь, — пробежался истоптанной дорожкой пятнистый.

— Ну да, ну да. А то, что я старый больной человек, у меня дети, у меня три семьи и везде я — единственный кормилец — этого он во внимание не берет. Кстати, где сейчас Камена?

Вопрос был задан как бы невзначай, но не задать его я, сами понимаете, не мог. Кто лучше пятнистого мог знать, где в определенный момент времени находится Камена? Разве что сам директор комбината. Но его уха рядом не наблюдалось, и проговорить этот вопрос туда я не мог. Поэтому озадачил гуманоида. Внутренне перекрестившись — как бы не заметил пристрастности в моем голосе.

Однако человек в пятнышках никакого подвоха не уловил. Он, полностью освоившись в плане общения со мной, заказал себе еще сто граммов, — опять без закуски, — лихо опрокинул их в рот, благо, зубы не мешали, выдохнул и ответил, как умел:

— Скорее всего дома. Хотя, кто его знает, может, и у любовницы. Он такой — ему жене изменить, что в туалет сходить. И та, кстати, слова не скажет. Потому что не дура.

— А у него что, еще и любовница есть? — я сделал наивные круглые глаза. — Я думал, он на работе так выматывается, что на баб у него сил не остается.

— Как же, «не остается»! — пятнистый, уже слегка окосевший, махнул рукой. — Трахает все, что движется. Любовниц меняет, как перчатки. Сейчас у него есть одна постоянная. На Твердокаменном Взгорке живет, в седьмом доме. Хороший такой дом, частный. Сад, огород, банька. В общем, отдохнуть с выдумкой можно.

Гуманоид словно специально выболтал адрес. Мне бы насторожиться, и чтобы да, так ведь нет! Я решил, что человек просто пьян и страдает недержанием речи. Ну, с кем не бывает. А потому продолжил допрос, о ходе которого пятнистый вроде и не подозревал:

— Слушай, ты, я гляжу, все знаешь. Может, знаешь и того, кто Четырехглазого порешил?

— Это в городском парке-то? — уточнил он и заказал еще водки. Пьет, зараза, как Мойдодыр.

— Его, — я кивнул.

— Кстати, завтра похороны, — как бы между прочим заметил гуманоид и замахнул принесенную барменом стопку. Крякнул и утерся. И все. Только слегка покраснее стал да на одно слово в минуту увеличил речепроизводимость.

Я почувствовал себя изрядной сволочью. Именно по отношению к Четырехглазому. Я, конечно, всю эту суету поднял для того, чтобы отомстить за его смерть. Но за этим забыл, пожалуй, главное — позаботиться о том, чтобы отдать ему последний долг, проводить в последний путь, кинуть горсть земли на крышку гроба и так далее и тому подобное. В общем, я забыл сделать то, что должен был сделать с самого начала — позвонить его супруге Любаве, посопереживать и поинтересоваться, когда, что и во сколько.

— Почему так поздно? — все же, стараясь сохранить лицо, уточнил я. — Обычно, насколько я знаю, это делают на третий день.

— Судмедэкспертиза задержала, — пожал плечами гуманоид. — Продержали в морге, в анатомичке, лишние два дня. Почему — спроси у них. Если, конечно, интересуешься.

— Интересуюсь, — сказал я. И напомнил: — И еще интересуюсь, кто его убил. Ты знаешь?