Дмитрий Красько - Волк-одиночка

Может быть, и не совсем дураки, подумал я, наблюдая, как Васек заводит машину и выводит ее со стоянки на проезжую часть. Но не без придури. Вот взяли и не обыскали пленника. И очень даже напрасно. Потому что сзади за пояс брюк у меня была заткнута «Беретта», хорошо скрытая курткой. Так что, гуманоид, ты даже не подозреваешь, как прав был, говоря, что судьба любит кренделя выписывать. Один такой кренделек вы преподнесли мне, теперь, по законам гостеприимства, моя очередь.

Но выдавать все это на-гора под рубрикой «мысли вслух» я опять-таки не стал — перебьются. Сюрприз должен быть сюрпризом. Неожиданным, как кирпич на голову. Так интереснее. Вместо этого я, вспомнив перепуганного доктора Николая Федоровича и его запропастившуюся пассию Верочку, спросил:

— Послушай, все это хорошо, вы молодцы и вам надо ленинскую премию имени Крупской вручать. Вы меня ловко уделали и я, конечно, на вашем фоне полным болваном выгляжу. Только ты мне объясни одну вещь: когда вы меня забирали из больницы, зачем вы медсестру с собой прихватили?

— Какую такую медсестру? — удивился он.

— Ну, натурально, обыкновенную. В белом халатике. Зовут Вера.

— Да пусть ее хоть Гюльчатай зовут — нахрен она нам нужна?

Вопрос был вполне резонный. Я и сам, когда перепуганный доктор рассказал свою историю, удивился: нахрен похитителям меня еще и медсестра? Я был им нужен в плане переговорного процесса, а из медсестры в этом смысле каши не сваришь. Разве что Ваську для удовлетворения половых потребностей, но, опять же, овчинка выделки не стоит — это будет уже преступление, к которому вполне подойдет приставка «совершено с особым цинизмом». Так что шлюх использовать, хоть и накладнее, но вернее.

— Не знаю, — в итоге согласился я. — Просто из больницы со мной еще и медсестра исчезла.

— Мы тут не при делах, — заверил меня пигментированный. — Если она сделала ноги, то без нашего участия. Была там какая-то, доктора подруга, но я ее имя использовал, только, чтобы доктора запугать.

Ну да. В общем, Николая Федоровича порадовать было нечем. Расследование дела по исчезновению его пассии мною было проведено, и результаты оного были никакие. Правда, специально и глубоко я в этот вопрос не вникал, но ведь и не обещал этого, согласитесь? И потом… Сначала нужно разобраться с пятнистым и его напарником. Как сказал один знакомый хохол — не кажи «гоп», пока нет результатов анализов.

— Это я ее, — вдруг хохотнул Васек.

— Чего «ты ее»?! — ошалело спросил пигментированный.

— Из больницы сманил, — пояснил он и еще раз хохотнул.

— Ты-ы?! — в голосе пятнистого было столько удивления, словно Васек только что сообщил, что открыл теорию относительности, решил теорему Ферма и сбросил яблоко Ньютону на голову, причем проделал все это одновременно. Ну, не способен был Васек по своим умственным параметрам сманить женщину не только из больницы, но и вообще откуда бы то ни было. — Как это ты умудрился?

— А че? — Васек, польщенный нашим вниманием, не стал ничего скрывать, и выложил карты, как гадалка — мастью вверх. — Мы же с ней в одном классе учились. Самая шалава была. Ее все пацаны трахали с седьмого класса. Я тоже. Помню, как-то в туалете нас завуч застукал… Вот воплей было!.. Ну, стою я, значит, возле машины, жду, пока вы там с этим гавриком, — он ткнул большим пальцем в мою сторону, — управитесь, гляжу, на третьем этаже окно открывается, оттуда голова высовывается и спрашивает: «Васька? Самохин?» — «Ну, — говорю. — А то». — «Это, — говорит, — я, Верка Однорукова. Погоди, спускаюсь». Ну, спустилась, пообнимались, про старое вспомнили. «Помнишь, — говорит, — как прикольно было?». Базару нет, помню. В общем, слово за слово, дал я ей ключ от хаты, объяснил, как найти, утром приезжаю, смотрю — она ждет. Мы с ней уже два дня трахаемся — и так, и так. Хорошо.

История, похоже, серьезно повлияла на психику Васька. Настолько, что он сумел изложить ее в длинной речи, причем довольно связно. Будь я псих-доктором, я бы сказал, что у него действительно острая форма сексуальной озабоченности, если секс-машина Верочка так на него повлияла. И, может быть, по-докторски посоветовал ему прикупить резиновую куклу. Она девушка безотказная и, в отличие даже от Верочки, никаким физиологическим напастям не подверженная. Так что хорошее состояние способна обеспечивать до тех пор, пока Васек не протрет в ней дыры.

Но я был не псих-доктор. Я вообще к медикам имел весьма опосредованное отношение — лечился у них, было дело. Но — все. Кроме этого — да еще тесного дружеского знакомства с парой-тройкой врачей и медсестер — ни в какие прямые контакты с наследниками Гиппократа не входил. Они существовали в своем мире, я — в своем. И нам, по-хорошему, было неплохо друг без друга.

А Васек, довольный тем, как складывалась его жизнь с Верочкой под боком, весело крутил баранку, в его сарделистых лапах похожую на игрушку. Город, покрытый тьмой с нечастыми вкраплениями световых пятен от фонарей и запоздалых машин, постепенно отползал за кормовую часть «Шевроле». Как и обещал пятнистый, меня везли за его пределы, где, по задумке, должна быть поставлена точка в моей безалаберной жизни. Я, конечно, с таким положением дел был не согласен и мог бы выдвинуть кучу аргументов — главным из которых была «Беретта» — в пользу своего мнения, но решил не торопиться и посмотреть, куда они меня вывезут. Может, увижу что интересное. Чем черт не шутит.

Но, после того как машина отмотала положенные километры, оказалось, что черт вообще ничем не шутит. Обычная унылая осенняя картина, пушкинских очей очарованье. Загородный лесок, топтанный-перетоптанный стадами грибников и ягодников. К тому же еще и окутанный ватной туманностью ночи. В общем, самое место — а даже, наверное, и самое время — лишить человека, а именно меня, жизни.

Подозреваю, для этого сперва гуманоид, а потом и Васек вылезли из машины и встали в очередь у моей, пассажирской, дверцы. Бежать в темном и незнакомом лесу, по их мнению, мне было некуда. К тому же Васек догадался предварительно вытащить из замка зажигания ключи. Так что они могли радоваться и в мыслях потирать натруженные мозолистые руки — эка ловко провели меня, простого, как Джордж Вашингтон на банкноте, парня.

Только это они так думали. А на самом деле, по секрету скажу, я отнюдь не горел желанием помирать в этом лесу, хоть он, возможно, и был — с точки зрения незабвенной памяти Александр Сергеича — необычайно красив. Я, чтобы не соврать, лелеял мечту загнуться в собственной кровати, пусть и продавленной от постоянных секс-схваток, и загнуться лет этак через пару-тройку. Десятков, разумеется. Имею право помечтать, да?

И, прежде чем Васек, подцепив ручку двумя пальцами, распахнул дверь, я вытащил из-за пояса «Беретту», чем очень удивил сексуально озабоченного амбала, который неожиданно оказался нос к носу с огнестрельной железякой. Допускаю, что до этого они ни разу не виделись. Допускаю даже, что черная дырочка, уставившаяся в Васьково лицо, не возбудила его. У Верочки, должно быть, с дырочкой в этом плане все гораздо лучше. Но вот верещать было совсем ни к чему. Прыгать назад, впрочем, тоже. Потому что там стоял пятнистый, никак не ожидавший от Васька таких чудес акробатики.