Дмитрий Красько - Сопроводитель

— А в том, что я тебе деньги принес, — сообщил роялеобразный. — Не решился в ящик класть — ненадежные они, эти ящики. Ломают их, почту вытаскивают. А три тысячи долларов — сумма немалая, другому за такие деньги год пахать приходится. Обидно будет, если пропадут.

— Зря боялся, — возразил я. — Говорил же, что в нашем доме ящики не вскрывают, по мелочам не размениваются. Широкой души люди живут. К тому же мой — с секретом, я ему секрет самолично встроил.

— Я не знал, извини, — спускаясь постепенно, он подошел совсем близко ко мне, левую руку засунул в карман, очевидно, за деньгами, а правой неожиданно сделал мне неприятное. А именно — двинул под дых.

От человека, на которого в данный момент работаешь, такой хохмы, согласитесь, ожидать трудно. Ну, деньгами накажет, ну, словами наругает, но чтобы бить — такое со мной впервые.

От неожиданности я согнулся в полный вопросительный знак. И тут же увидел, как в лицо летит сытая, обтянутая черной джинсой, коленка. Попытка увернуться не удалась — предыдущим ударом воздух из меня был выбит основательно, и слипшееся кишками тело двигаться не пожелало. Так что коленка поимела контакт с моей физиономией без каких-либо препятствий.

На этот раз телу — само виновато, глупое — шевелиться все-таки пришлось. Хотя бы для того, чтобы резко разогнуться, а потом, рухнув боком, ссыпаться вниз по ступенькам.

Падение приятных ощущений не прибавило. Если по честному, то я бы вовсе обошелся без него… Ну, разве только из любознательности.

Человек, некогда сперший зубы у буденовского скакуна, не спеша спустился вниз, по пути крикнув куда-то в неизвестность:

— Давайте сюда! Поработаем.

Я чувствовал себя медузой, которую выбросило на берег неожиданной волной. Хреновое, надо сказать, ощущение: ловишь ртом воздух и никак не можешь его поймать, все тело сводит тупой болью, и кажется, что ты все туже стягиваешься в теннисный мячик. А от удара по лицу в черепе опять стали перезваниваться колокола, перед глазами поплыли черные круги, в желудке отчаянно затошнило. Я сдерживался, не блевал, но все равно было хреново.

Хуцпан, похожий на рояль, нарисовался рядом, но уже не один, а в компании. Еще две физиономии нависли сверху, глядя на меня, как на полосатого таракана — с научным интересом и естественной брезгливостью. Одна из голов имела вид совершенно уголовный. Похожая на пятую конечность мумии Тутанхамона, она, наверное, долго сушилась по многочисленным зонам-колониям нашей необъятной Отчизны, прежде, чем приняла теперешний вид. Ее обладатель опустился рядом со мной на колени, быстрым и привычным движением директора школы, забирающего улики у школьных непосед, охлопал мои карманы и вынул из них ключи. От квартиры и всего остального — они у меня были на одной связке, кроме ключа от машины. «Субару» был все-таки не мой, а Пипуса или кого-то из его команды, к тому же прежний владелец на брелочке и своего добра предостаточно оставил.

Но даже осознание того факта, что ключ зажигания остался при мне, не доставило удовольствия. Я по-прежнему смотрел на мир хмуро.

А сухоголовый между тем поднялся к двери и отпер ее. Второй спутник человека-рояля, родной брат вчерашнего вышибалы из мотеля, поднял меня на руки, как пушинку, и понес в квартиру. Мне бы поблагодарить его — все-таки, не каждый день на руках носят, — но я решил не торопиться с этим. Черт его знает, с какой целью он это делает. Может, хочет втереться в доверие, чтобы потом, в самый неподходящий момент, сделать какую-нибудь пакость.

И я оказался прав на все сто. Да чтоб меня просто так, без задней мысли, на руках носили?! Не было такого и, боюсь, уже не доживу. Грешен, наверное, потому все больше своими ногами довольствоваться приходится.

Громила, следуя за мумифицированным напарником, прошагал в грязных, с улицы, обувках по моему, пусть сто лет не пылесосенному, но все же ковру, напрочь оскорбив во мне чувства хозяина. Однако я возражать не стал — ну его к лешему, в самом деле. Свернет шею, как цыпленку табака, мне тогда ни ковер, ни его чистота вообще нафиг не нужны будут.

Жлоб протопал в комнату омовений и, не особо церемонясь, швырнул меня в ванну. Не усадил, ласково и осторожно, а именно швырнул. Вот тут-то я и заподозрил, что дальше будет еще хуже.

Следом за шестерками в дверном проеме нарисовался и крепыш. Его голова, стриженная ежиком, некоторое время болталась туда-сюда с полным суверенитетом от остального тела, которое было скрыто тушей амбала и тушкой мумифицированного, потом такое положение вещей крепышу надоело, и, раздвинув своих подручных, он протиснулся вперед.

Наши глаза встретились. Не знаю, что было в моих, — наверное, желание опохмелиться, — а вот в его зенках явственно читались жестокость и готовность действовать. Что он и проделал, вытянув вперед руку и не менее профессионально, чем мумифицированный, охлопав мои карманы. Вынув, один за другим, все три пистолета, при полном моем — по случаю неважного состояния здоровья — бездействии, он с удивлением покачал головой:

— Ничего себе, вооружился! Зачем тебе столько металла на себе таскать, не золото ведь?

— А это, — хрипло сказал я, с трудом разомкнув слипшиеся после тесного контакта с его коленом губы: — Уверенней чувствую… я… себя…

— Что — до сих пор? — саркастически скривился он. — А чем ты у Пилота гремел?

— По слогам, пожалуйста, — попросил я. — Здесь присутствуют некоторые, которые тебя не понимают.

— Пилот — это Коновалов, — снисходительно объяснил мне, непонятливому, человек-рояль. — Прозвище у него такое.

— А, — отозвался я. — Гранатами я у него гремел. Припас парочку, хотел на добрую рыбалку сходить, да вот из-за тебя, дефективного, уже не придется — обе потратил.

— Ты не хами, а то я на тебя Пупсика натравлю, — предупредил он. — Я понимаю, что ты человек независимый и разговорчивый. Только Пупсик это быстро исправит.

— Как два пальца, — подтвердил из-за его спины амбал.

Черные круги перед моими глазами стали реже, к тому же сильно уменьшились в диаметре, так что я смог внимательно рассмотреть его. Он был велик и прост, как пирамида Хеопса. Проектировщики — мама с папой — зачем-то заложили в это туловище такую мощность, что рубашки на спине лопались. Зато по лицу было видно, что дальше дважды два не пошел. Да и не стремился к этому. У него, судя по всему, были другие интересы. Например, исцелять чужие пороки. В частности, строптивость и болтливость. И вряд ли он способен на что-то еще, кроме этой немудрящей работы.

— Не надо на меня Пупсика натравливать, — буркнул я, сделав выводы. — Ты у меня пистолеты забрал, а с твоим корешем без огнестрельного оружия лучше не связываться. Затопчет, как мамонт.