Александр Щелоков - День джихада

— Точно, фанатики. А написано на ней: «Ла иль ллах илля ллахи». Иначе говоря, «Нет бога, кроме Аллаха». Это означает, что парень готов предстать перед своим Создателем и даже сам стремится к этому. А ты решил лично помочь ему стать святым.

— А какая разница — шлепнем мы его или повесим? Душа вон в любом случае.

— Так, сержант, да не так. Убьешь его, дух выйдет из горла и напрямую к престолу Аллаха. В райские кущи. Там у них девки, еда, питье… А повесим, у духа не останется иного пути, как выйти через задницу…

Милиционеры загоготали, представив себе такую картину, а Шавлахов дернулся. Он чувствовал, что его сознание мутится.

— Чего ржете? — Полуян не поддержал веселья подчиненных. — Думаете, Аллаху будет приятно видеть бессмертную душу своего героя, борца за веру, перемазанную в дерьме?

— Ну, командир! — Тараненко не скрывал веселья. — Да я сам сейчас за веревкой слетаю. Пока Ярцева ждать — бык отелится… Ну и ну! Про душу я и не подумал! Надо же! Откуда вы знаете?

— Да уж пришлось. В Афгане подобных ему хватало. А перехватишь горло веревочкой, душа из него вон. Если честно — очень вонючая у них душа…

Боевой командир Полуян сам в жизни никого не мучил, не вешал, но сейчас рассказывал об этом так, что у Шавлахова не возникло и тени сомнения в правдивости его слов.

Тараненко, вышедший на несколько минут из помещения, вернулся с куском синего телефонного провода.

— Командир, веревки нет. Может, обойдемся этим?

Шавлахов рухнул на колени. Вытянул перед собой руки в стальных браслетах.

— Товарищи! Братья! Не надо! Я только маленький человек! Меня запугали. Податься некуда. Теперь вы убить хотите. Те, кто меня послал, тоже смертью грозили. Сказали, что всю семью вырежут…

— Встань, — Полуян говорил спокойно и рассудительно. Надо было по мере возможности вселить надежду в перепуганного мерзавца. — Выкладывай все, что знаешь. Кому везешь оружие? Для какой цели? Когда собираетесь выступать?

— Когда, не знаю. Клянусь, мне об этом не сказали. Привез для боевиков. Они будут делать налет на Ковыльную. Клянусь Аллахом, чистая правда. Только не убивайте…

Шавлахов рассказывал обо всем, что знал, почти час. А вечером того же дня милиция произвела в станице Ковыльной аресты. Тихо и решительно.

Чигирик снимал «угол» в доме у вдовы директора совхоза «Красный гигант» Дарьи Семеновны Шпак.

Большой каменный особняк утопал в яблоневом саду, где осенью землю усыпали крупные краснобокие плоды.

Дарья Семеновна была женщиной простой и хозяйственной. «Угол», который она с удовольствием уступила Чигирику, представлял собой две светлые комнаты с окнами, выходившими в сад.

Появление в доме Нарбики Дарья Семеновна встретила доброжелательно. Она считала ненормальным, что ее квартирант — видный, самостоятельный мужчина, офицер — не удосужился до сих пор обзавестись семьей.

А Нарбика первым делом отправилась на почту и дала телеграмму в Ростов-на-Дону, куда уже наверное выехала Деша:

«Ростов-на-Дону. Почтамт. До востребования. Нахаевой Деше. Приезжай Ковыльную. Жду. Нарбика».

Свадьбу капитан Анатолий Чигирик и Нарбика Нахаева назначили на осень. Надо было поднакопить деньжат. Жалованье офицера, которое в российской армии ко всему платили нерегулярно, не позволяло молодым прямо сейчас собрать гостей и закатить пир на весь мир.

А потом приехала и Деша. Тут уж Дарья Семеновна совсем растаяла. Появление двух женщин-красавиц в ее доме сделало жизнь в нем и для самой хозяйки наполненной и интересной.

Ранним утром Нарбика и Деша вышли на улицу с душами, полными счастья, тепла и лета. Жаркого южного лета. Сестры только что обменялись радостными для них новостями.

Когда они спускались с крыльца, Деша взяла руку Нарбики и положила к себе на живот.

— Он уже там, — сказала она, — я знаю. Наш сын. Мой и Салаха…

Нарбика звонко рассмеялась.

— А я все не решалась сказать тебе про себя.

— Что?

— У меня ведь тоже…

Сестры порывисто обнялись — счастливые и понимающие друг друга.

— Я так рада!

— А я больше — за тебя и себя!

Из-за садов вставало солнце. Просвечивая сквозь листву пирамидальных тополей, землю пятнали радостные солнечные зайчики. В ветках раскидистого береста сладостно стонала горлица.

Нарбика в красном трикотажном платье, легкая, гибкая, как лозинка, остановилась у калитки и козырьком руки прикрыла глаза от света. Уж слишком много солнца лилось на землю с вольных небес.

За Нарбикой шла Деша — красавица в белой блузке, в черной плиссированной юбке. Она двигалась легко, мягко ступая стройными ногами, голову держала гордо, и валик переливающихся вороньим блеском волос, венчал ее красоту.

Они вышли в мир тепла и покоя.

Возились в пыли воробьи. За забором обиженно попискивал кутенок.

Мир. Естественное и полное смысла состояние, в котором должен жить человек…

Туган Сурхаев, двоюродный брат Казбека Цокаева, занял позицию на крыше школы имени Макаренко еще в темноте. Туган прибыл в Ковыльную поздно вечером и ничего не знал о произведенных арестах большинства местных помощников Казбека, поскольку каждому из них отводилась своя, персональная роль, и входить в контакт с ними Туган не должен был.

Задача у Тугана была совершенно конкретная: создать панику на ложном направлении. Отвлечь внимание местных властей от главных целей боевиков.

В восемь тридцать утра Тугану предстояло открыть стрельбу на Пионерской улице. Неподалеку находился райотдел милиции. И стрельба должна была вызвать немедленную реакцию: все силы сюда, где прозвучали выстрелы! А сам стрелок обязан был тут же сменить позицию.

От школы путь Тугана лежал через сад к больнице. Именно туда ко времени его появления и должна была подкатить машина с боевиками основной ударной группы.

Школа располагалась удобно — фасадом на улицу. С внутренней стороны ее окружал большой сад. Крыша оказалась плоской, и выбрать на ней позицию не составляло труда. Перед Туганом открывался обзор в обе стороны Пионерской — от сельмага до совхозного автохозяйства.

Туган взглянул на часы. Стрелки показывали восемь двадцать шесть. Улица выглядела пустынной, и поэтому первые же появившиеся на ней прохожие были обречены стать для стрелка мишенями.

Положив цевье на ладонь, боевик передернул затвор, загнал в патронник первый патрон. Припал к оптическому прицелу, выискивая подходящую цель.

Можно было, конечно, просто шарахнуть пару раз в воздух — все равно будет шум, но впустую тратить патроны, а потом удирать по лестнице вниз и ломиться через гущу сада желания не было. Два пустых выстрела — только сотрясение воздуха. А вот два трупа — это уже нечто, наглядно доказывающее серьезность намерений организаторов заварушки.