Александр Щелоков - День джихада

«Салам» — по-арабски означает мир. Это слово вошло в языки всех народов, исповедующих ислам. В классической полноте приветствие мусульманина при встрече с единоверцем звучит так: «Ас-салам алейкум ва-рахмату-Ллахи ва-баракатух!», что переводится как «Мир вам, милость Аллаха и его благословение!» Вежливый ответ на эти слова звучит чуть иначе: «Ва алейкум ас-салам ва-рахмату ллахи ва-баракатуху!» — «И вам мир, милость Аллаха и его благословение!».

В части, касающейся мусульманского гостеприимства и вежливости, пророк Мухаммад оставил правоверным такой завет: «Лучшее проявление ислама состоит в том, чтобы угощать людей и приветствовать тех, кого знаешь и кого не знаешь».

Повседневность упростила формулу привествия и ответа на него. Достаточно сказать «Ас-салам алейкум», — «Мир вам», чтобы получить ответ: «Ва алейкум ас-салам» — «И вам мир».

Дауд, услыхав слово мир из уст человека, который имел автомат, заметил не без остроумия, что им обоим в конкретной обстановке для взаимного приветствия куда больше подошло бы слово война.

Резванов уже пересчитал боевиков. Их было тринадцать. Одиннадцать вместе с командиром стояли возле кузова «Урала», водитель топтался у кабины слева и ногой обстукивал колесо, а последний отошел в сторону к кустам, чтобы справить нужду.

— Кого вы ждете? — спросил Резванов и остановился так, чтобы видеть свой джип.

Оттуда, один за другим, на дорогу выбрались четверо. Все бородатые, неопрятные, в камуфляже, бронежилетах с подсумками, полными гранат.

Командир боевиков не ответил на вопрос. Он посмотрел на появившихся из джипа людей и спросил:

— А вы куда и откуда?

Резванов уловил в голосе собеседника подозрительность, а в глазах настороженность. Ответил спокойно:

— Служба шариатской безопасности. Вот мое удостоверение.

Он сделал рукой движение, показав что собирается достать документы из кармана. Но вместо этого повернул автомат и нажал на спуск.

«Узи» захлебнулся в безудержном треске.

Пули, попавшие в грудь Арсанукаева, отшвырнули его под задние колеса «Урала». Автомат, не смолкая ни на миг, поливал свинцом стоявших рядом боевиков.

Едва Резванов открыл огонь, Полуян побежал вдоль левого борта «Урала», направляясь к водителю. Тот был безоружен, но мгновенно среагировал на стрельбу. Ловко подпрыгнув, он попытался вскочить в кабину, однако пуля достала его в спину. Водитель широко взмахнул руками, словно старался удержаться за воздух, и упал на спину.

Помогая Резванову, Ярощук и Бритвин расстреливали основную группу боевиков.

Таран поразил бородатого моджахеда, выскочившего из кустов, но еще не успевшего поддернуть штаны.

Это не было боем. Это было расправой. Те, кто еще несколько минут назад были живыми, теперь лежали в лужах крови, бездыханные и неподвижные.

Это была война — безжалостная, кровавая, в которой один закон, одно правило: либо я тебя, либо ты меня.

Гуманизм — прекрасная тема для обсуждения в залах законодательных собраний, в кругу умных собеседников, осуждающих жестокость и защищающих человеколюбие. Два собеседника, направившие друг на друга оружие, чаще всего решают спор языком огня.

Полуян стоял над холодеющими телами боевиков и отдавал распоряжения. Он не думал, даже не позволял себе размышлять о происшедшем. Он не пытался и оценивать случившееся с точки зрения высокой морали. Он знал одно операция удалась.

И еще знал, что террорист Хаттаб, который в девяносто шестом году сумел заманить в огневой мешок в ущелье Аргуна между Дачу-Борзоем и Ярышмардами батальон мотострелков и превратил его в кровавое месиво, ни минуты не мучился сожалениями. Война есть война. Идешь с оружием, значит умей его применять. Не умеешь стрелять первым — поднимай белый флаг или падай в лужу собственной крови.

Кузов «Урала» был забит рухлядью, в которой команда Полуяна отказывала себе: спальные мешки, изрядно засаленные и потертые; большой казан с боками, покрытыми сажей; куль мелкой картошки, ящики с банками говяжьей тушенки и «Кока-Колы»; несколько связок репчатого лука. И боеприпасы. Именно этого добра оказалось слишком много: несколько запаянных цинковых упаковок с автоматными патронами, два ящика гранат и отдельно от них — коробки со взрывателями. Длинные зеленые контейнеры с ручными гранатометами и десятка два противопехотных мин.

К Полуяну подошел Ярощук, держа в руках стопку собранных у боевиков документов. Протянул полиэтиленовый пакет с какими-то бумагами.

— Взгляни.

Полуян взял пакет. Достал из него иностранный паспорт. Открыл. С фотографии на него глянуло лицо Дауда Арсанукаева. Документ, судя по надписям, которые скрепляли официальные печати, принадлежал гражданину Турции Исмаилу Гюпгюпоглу, 1953 года рождения, уроженцу города Измира. Вместе с паспортом хранился уже оплаченный авиационный билет с открытой датой. Судя по нему, турецкий подданный Гюпгюпоглу в любое время имел возможность вылететь из Тбилиси в Анкару.

— Еще у кого-нибудь есть такие? — поинтересовался Полуян и потряс книжкой авиабилета.

Ярощук отрицательно покачал головой.

— Нет. Возможность вовремя смыться, судя по всему, предоставлена только полевым командирам. Аллах акбар — и вперед!

На то, чтобы погрузиться в «Урал», команде хватило нескольких минут. Резванов, отойдя от джипа поднял автомат и выстрелил в бензобак. Пуля пробила металл, но машина загораться не хотела. Это только в кинобоевиках от любого столкновения американские машины взрываются и превращаются в пылающие костры. На деле пришлось потрудиться, чтобы запалить джип.

Сперва Резванов зажигалкой поджег клок соломы, валявшийся на обочине, бросил ее в лужицу бензина, который вытек из пробитого пулей бака, и только потом огонь быстро побежал к джипу.

Пламя громко охнуло, выбросило вверх высокий желтый язык. Пары бензина, заполнявшие машину изнутри, вспыхнули с громким взрывом, и огонь забушевал со всех сторон, превратив джип в пылающий факел.

— Поехали! — крикнул Полуян, отбегая к «Уралу».

Все бросились за ним.

Столяров с неудовольствием посмотрел на огонь, пожиравший металл.

— Зря, командир. Я бы мог им такой сюрприз замастырить!…

— Не надо, — отрезал Полуян. — Где попало сюрпризы мастырить не надо. Мы оба не гуманисты, верно? Но думать, что к машине первым мог подойти пастух или мальчик…

— Ага, — буркнул Столяров. — Да здесь в каждой сакле ребенку сначала дают подержать автомат, потом уже в рот пихают соску…

Дымный факел скрылся за поворотом и разговор окончился сам собой.

В глухой теснине они обогнали беженцев. Несколько женщин, два старика и дети, нагруженные мешками со скарбом, шли в сторону грузинской границы. При виде грузовика, они пугливо сошли с проезжей части, освобождая дорогу. Никто не остановился, не поднял руки, просясь подвезти. По опыту беженцы знали: война — дело серьезное. Джигитам, ведущим джихад, нет никакого дела до тех, кто не держит в руках оружия. Самое большое, на что нужны старики и женщины на войне, это послужить живым щитом, когда джигитам потребуется прорваться сквозь окружение федералов и уйти в леса.