Андрей Воронин - Беспокойный

Паркет на разные голоса трещал и хрустел под ногами прапорщика; референт при ходьбе не производил никаких звуков, как будто его запакованное в темный деловой костюм субтильное тело вообще не имело веса. Когда Палей открыл дверь, в кабинете стали слышны звуки перестрелки. Судя по этому грохоту, бой в главном коридоре пятого сектора и впрямь развернулся нешуточный.

– Скажите, Виталий Анатольевич, – светским тоном обратился генерал-полковник к Маковскому, – если не секрет: вот эта мясорубка, о которой нам только что поведал ваш прапорщик, – это и есть именно то, что вы планировали?

На мгновение морщинистое обезьянье личико Маковского приобрело кислое выражение, на скулах вздулись и опали желваки. Затем на смену кислой мине явилось своеобычное жизнерадостное выражение, губы раздвинулись в улыбке – на этот раз, правда, слегка виноватой. – Увы, – разведя руками, сказал он, – вынужден признать, что проверка боем получилась чуточку более масштабной, чем я рассчитывал. Вообще-то, планировалось, что они либо угодят в одну из расставленных нами ловушек, либо окажутся замурованными в семнадцатой штольне, где мы возьмем их практически голыми руками…

– То есть вы просчитались, – все тем же светским тоном уточнил Шебаршин.

– Ну… да, если вам угодно так это называть! Но, согласитесь, откуда мне было знать, что они явятся сюда вооруженными до зубов, да еще и с таким количеством взрывчатки!

– Надо было знать, – беспощадно объявил генерал-полковник. Теперь он говорил холодно и жестко. – С чего вы, собственно, взяли, что они глупее вас? Вам нравится Акутагава?

– Предпочитаю джин, – предпринял неудачную попытку отшутиться Маковский.

– Акутагава Рюноскэ, японский писатель… Помимо всего прочего, сочинял афоризмы. Один из них гласит: идиот убежден, что все вокруг – идиоты. За точность цитаты не поручусь, но смысл именно такой. Вам не кажется, что это сказано про вас?

– Я не ясновидящий, – сквозь зубы процедил Маковский.

– А зачем тогда ведете себя, как Господь всемогущий? Знаете, на днях один не совсем трезвый генерал ФСБ рассказал мне по большому секрету, что совсем недавно в горах Северного Дагестана кто-то разгромил лагерь боевиков и захватил весьма внушительное количество взрывчатки. Их было как раз трое, и на прощанье один из них сказал чудом уцелевшему бандиту, что они-де собираются взорвать российский военный объект… Майор спецназа, который пытался скрыть обстоятельства этого дела, чтобы приписать заслугу уничтожения банды себе, сейчас под арестом, а следователи ломают головы: правду сказал тот боевик или это был предсмертный бред? Замурованы в семнадцатой штольне… – с неимоверным презрением передразнил он и откинулся на спинку кресла, скрестив на груди руки.

– И вы рассказываете мне об этом только теперь?! – Маковский схватился за голову. – Господи, твоя воля! С кем приходится работать! Что ж, я вас поздравляю, господа: мы влипли. – Что значит «влипли»? – холодно переспросил Шебаршин.

Полковник Черных медленно поднялся с дивана и неуверенно, как слепой, двинулся на Маковского. Похоже, он знал, что имеет в виду начальник режима, а если не знал, то догадывался.

– Ты… Ты… Хранилище торпед, да?

– И морских мин, – любезно подтвердил Маковский. – На вашем месте я бы остановился, доктор.

– Где? – мгновенно ухватил самую суть генерал-полковник Шебаршин, недаром слывший одной из самых светлых голов столетия.

– Здесь, в этом секторе, – пристально глядя на приближающегося доктора Смерть, небрежно ответил Маковский, – в десятом ангаре. Не волнуйтесь, он надежно запечатан…

– Так же, как семнадцатая штольня? – спросил генерал. Маковский не успел ответить: доктор Черных вдруг взвизгнул, как ошпаренный кот, и прыгнул на него, выставив перед собой руки с растопыренными, как когти атакующей хищной птицы, пальцами. Полковник сделал небрежное движение, и доктор Смерть, перелетев через стол, свалив лампу и едва не опрокинув сидящего в кресле генерала, с шумом обрушился в угол.

– Мне все ясно, – решительно произнес Шебаршин и встал. – Вы заигрались, Виталий Анатольевич. Приказ о вашем освобождении от занимаемой должности придет, как только я доберусь до Москвы. Распорядитесь, чтобы ваш человек проводил меня до причала. Да, и от охраны я бы тоже не отказался.

Не дожидаясь реакции Маковского, он обошел стол и направился к выходу.

– Нет, – сказал ему в спину полковник. Шебаршин остановился и медленно обернулся, всем своим видом демонстрируя крайне неприятное изумление.

– Что вы сказали, простите?

– Я сказал: нет, – повторил Маковский. – То есть да, конечно, но не сейчас. Морские ворота останутся закрытыми и «Треска» никуда не уйдет, пока противник не будет уничтожен, а система безопасности восстановлена. После этого вы вольны поступать, как вам заблагорассудится. А пока там, – он указал на закрывающую выход портьеру, – пока там стреляют, командую здесь я. Так гласит инструкция, подписанная в числе прочих облеченных властью лиц и вами.

– Вы спятили, полковник, – холодно процедил Шебаршин. – Я смещаю вас с должности – сейчас, немедленно. С этой минуты вы – арестованный и в этом качестве отправитесь с нами на Большую землю.

– Не вы меня назначали, не вам и снимать, – спокойно парировал Маковский. – А насчет ареста – это мысль. Ей-богу, мысль! Прапорщик!

В кабинете вдруг коротко и оглушительно бахнул пистолетный выстрел. Маковский охнул, выгнувшись дугой, взгляд его остановился, сфокусировавшись на чем-то видимом ему одному, и он рухнул под ноги генералу. Тогда Шебаршин увидел стоящего позади стола полковника Черных. Доктор Смерть держал перед собой на вытянутых руках никелированный «парабеллум» бригаденфюрера Ризенхоффа. Руки у него ужасно тряслись, оружие ходило ходуном и слабо дымилось.

– Недурно проделано, коллега, – похвалил Шебаршин. – Главное, очень своевременно.

– Я еду с вами, – дрожащим голосом объявил Черных, отчего-то не торопясь опускать пистолет.

– Ну, разумеется! – обворожительно улыбнулся генерал-полковник. – А как же иначе!

Черных со вздохом облегчения разжал пальцы, и «парабеллум» глухо брякнул о паркет. В это самое мгновение портьера раздвинулась, и на пороге появился прапорщик Палей.

– Ах вы суки, – изумленно произнес он, мигом оценив обстановку, и прицелился в Шебаршина из автомата.

Неожиданно его с огромной силой рванули назад, и он исчез за портьерой. Оттуда послышался короткий вскрик, неприятный хруст и тяжелый шум падения. Портьера снова отодвинулась, и в кабинет вошел референт генерала. В одной руке он держал автомат Палея, а другой поправлял старомодные очки с круглыми стеклами без оправы.