Олег Алякринский - Я — вор в законе: Общак

В гостиную из спальни вбежал бритый. Он тяжело дышал. Под мышками у него расплылись темные пятна пота.

— Слышь, Бугор, нет ни хера! — выдохнул он. — Все выпотрошил, даже перину его теплую вспорол — нигде ничего! Ленчик, который у него тут пару раз гостевал, говорил, наверное, он в серванте все держит — вечно там дверца на ключ заперта.

— Ну так надо раскурочить этот сервант, Джокер! — мрачно бросил долговязый.

— Да я этот сервант давно в щепки превратил.

— Ну и?

— Видеокассеты одни. Ни хрена больше нет. Видеокассет штук сто, а может, и двести. И ни одной студийной. Все самопальное.

— Ладно, Джокер, надо сваливать. А то как бы не засыпаться.

Жорик по кличке Джокер пожал плечами. Бугор с досадой снова затолкал кляп в рот жертве. Потом решительно шагнул к длинному платяному шкафу в дальнем углу гостиной и, раскрыв створку, стал рыться внутри. Вдруг он испустил изумленный возглас.

— Гребаный калач! Да это ж мент! Полковник! — Он вытащил из шкафа китель полковника милиции. — Ну ни хрена себе вляпались! Сука Ленчик, я ему завтра мозги отшибу за эту наводку. Надо же, на мента вывел!

— Чего? — недоверчиво протянул Джокер. — Ментовской полковник? А служит в «голубой роте»? Что же, мы так и свалим с пустыми руками? — по-детски обиженно поджав губы, спросил Жорик, глядя на безжизненное тело.

Долговязый не ответил и скрылся в спальне. На окнах болтались полусорванные тяжелые коричневые портьеры. Посреди разгромленной комнаты стояла деревянная двуспальная кровать, на которой валялось скомканное коричневое покрывало и вспоротый матрац. Справа у стены высился старинный резной дубовый сервант, до основания раскуроченный Жориком. Все дверцы в нем были сорваны, задняя стенка отбита, а на полу валялась груда вещей — постельное белье, какая-то одежда, безделушки — и гора видеокассет.

«Да, Жорик не слишком ошибся, — подумал долговязый, — штук двести — двести пятьдесят, никак не меньше, знатная коллекция…»

Он взял наугад одну из кассет и увидел на ней написанные шариковой ручкой число и номер: 13.05.00 — 013АЧ. Он взял другую, валяющуюся рядом. Все то же самое — число и номер: 14.05.00 — 014АЧ. Бугор обвел комнату взглядом и заметил напротив кровати лежащую на полу видеодвойку «Панасоник». Он установил пластмассовый куб на вертящуюся стенную полку-кронштейн, подключил к розетке и вставил кассету. По загоревшемуся экрану сначала побежали черные и белые полосы, а потом появилось изображение.

Это был то ли кабак, то ли клуб. Вокруг стола мельтешили щеголевато одетые мужики в обнимку с красивыми, накрашенными телками в дорогих платьях. Телки лыбились, мужики похотливо лапали их за сиськи и задницы. Объектив видеокамеры вырвал из толпы высокого, статного мужчину с очень знакомым лицом. Он держал за руку стройную узкоглазую девку с колоссальными буферами, которые чуть не вываливались из-под тоненькой кофточки с низким вырезом. В следующем кадре — в просторной комнате с незастеленной кроватью — тот же самый мужик, совершенно голый, лежал на этой же сисяс-той телке и усердно двигал ягодицами, врезаясь в нее по самое не могу. Телка томно поглаживала его по спине, потом вскочила и, качнув обеими своими дынями, выпорхнула из койки. Мужик повернулся и сел на кровати. Видно, снимали скрытой камерой, потому как он явно не просекал, что глядит прямехонько в нацеленный объектив.

И тут Бугор вспомнил. И поначалу даже отказался поверить, что это он.

— Гребаный калач! — охнул у Бугра над ухом Жорик. — До чего же харя знакомая! Я его навроде по телеку видел…

— Ты че, Джокер? Совсем офигел, что ли? — отозвался Бугор, до шепота понизив голос. — Знаешь, кто это? Это же…

Выкопанный из безымянной могилы на североуральском погосте стальной сейф Варяг распорядился погрузить в «газель» и немедленно, не дожидаясь рассвета, гнать в Екатеринбург. В уральской столице он мог переплавить обветшалый от времени антикварный общак Тимофея Беспалого в хрустящую свежую зелень или, на худой конец, деревянные рубли.

После дерзкого похищения неизвестными воровских денег из тайника на Никитиной Горе и с офшорных счетов банков Андорры, Лихтенштейна и Люксембурга Варягу позарез нужен был хоть какой-то капитал, чтобы начать поиски украденных миллиардов. Он понимал, что его расследование наверняка может затянуться на многие месяцы и потребует немалых трат. Поэтому откопанный им «клад» был как нельзя кстати. Направляясь в уральскую столицу, Варяг рассчитывал узнать реальную стоимость старинных ювелирных украшений, царских золотых червонцев и золотых слитков из «черной кассы» начальника колонии строгого режима. Навскидку содержимое сейфа Тимофея Беспалого можно было оценить в три-четыре миллиона баксов — это если иметь в виду только «брюлики» и «голды» досоветской работы, которые Варяг приметил в сверкающей груде драгоценностей.

Закопанные на кладбище много лет назад, они и сегодня представляли собой огромную ценность. Какую же силу воли нужно было иметь, чтобы жить в нищете рядом с такой суммой денег и даже не прикоснуться к ней! И впрямь Тимофей Беспалый был крепким орешком, истинный продуктом эпохи социализма — царство им небесное: и Беспалому, и социализму.

Найти в большом городе надежного барыгу было делом нехитрым — при условии, конечно, что на него выведут свои люди. А вот с этим у Варяга возникала закавыка.

Он знал, что смотрящий Уральского региона Стасик Рыбаков по кличке Рыба давно уже повернул свой хитрый нос в сторону Шоты Черноморского и даже если он лично и не принимал активного участия в ноябрьском похищении смотрящего России с большого сходняка, то уж, во всяком случае, точно отнесся к той предательской акции «с пониманием» и негласно поддержал инициативу Шоты. Так что полагаться на него сейчас было бы форменной глупостью. Значит, действовать следовало обходным путем, очень и очень осторожно.

У Варяга в Екатеринбурге имелся старинный знакомец — Иван Иванович Путилов, или, как его все звали, дядя Ваня, заядлый нумизмат и знаток ювелирки. Лет десять назад их познакомил Егор Сергеевич Нестеренко, когда он возил молодого смотрящего России по регионам и от своего имени и от имени Медведя представлял местным авторитетам. Путилов был на Урале фигурой известной. Он никогда нигде не работал и добывал свой хлеб насущный скупкой и перепродажей антиквариата, икон и старинных украшений. Дядя Ваня никогда не конфликтовал с местными — когда-то свердловскими, а ныне екатеринбургскими — авторитетами, не имел трений и с ментами, так что сейчас Владислав мог смело пойти с ним на контакт, зная, что о его визите к дяде Ване будут знать только они двое.