Олег Алякринский - Я — вор в законе: Общак

Ровно в полночь красавец лайнер пришвартовался в нью-йоркской гавани. Уже совершенно успокоившаяся и приведшая себя в полный порядок, отлично выглядящая в белом платье-тунике Елена Пастернак, предвкушая окончательный расчет с Сергеем Сучковым, первой выпорхнула на берег. Ее внимание, естественно, привлекли три полицейские машины с включенными мигалками, которые стояли в непосредственной близости от причала.

— Что-то быстро они обнаружили пропажу туристов, даже удивительно, — прошептал Владислав Сержанту. — Пальчиков мы там с тобой нигде не оставили?

Сержант уверенно помотал головой:

— Нет, Владик. Пальчиков наших нигде не было, кроме того ноутбука, ТТ и моего узи, но их давно уже рыбы вморе облизывают. Пошли!

Однако как только Владислав ступил на берег, к нему тут же подскочили с кольтами наперевес пятеро копов, а один в штатском подошел к нему вплотную.

— Я сержант нью-йоркской полиции Деннехи. Вы мистер Сучков? — вежливо спросил он.

— Да… — Варяг напрягся. Что еще за сюрприз? Неужели еще не все кончилось?

— Вы арестованы по запросу высокого суда Лихтенштейна, мистер Сучков!

— Какого хрена! — выкрикнул по-русски Варяг и осекся. Вот такого поворота событий он никак не мог предвидеть. Почему Лихтенштейн? С какой стати Лихтенштейн? Но, отлично зная повадки американских полицейских, он понимал, что всякое сопротивление при задержании не только бесполезно, но и чревато неприятными последствиями. За сопротивление полиции в Штатах карают очень сурово…

Варяг спокойно протянул вперед обе руки, давая защелкнуть на запястьях «браслеты». Обернувшись к опешившему Сержанту, он спокойно отдал ему напутственные инструкции:

— Степа, позаботься о Лизе! Вывези ее завтра же в Россию, там найди Закира и передай ее ему на руки. Как только тут все прояснится, я дам знать Чижевскому. Все. Главное, что мы успели… — Он не договорил.

Но Сержант понимающе кивнул: общак благополучно ушел в Гибралтар. И это главное. Он стоял и смотрел вслед с ревом укатившим трем полицейским «шевроле».

— А как же моя доля? — услыхал он за спиной слабый женский голосок.

Скосив взгляд на подружку Варяга, Сержант пробурчал:

— А что твоя доля? Твоя горькая женская доля — надеяться и ждать! — И побрел к парковке, где они три дня назад оставили свой «форд-универсал».

Герасим Герасимович Львов был представителем той старой гвардии советской номенклатуры, которая составляла самый костяк системы, и, сколь бы глубокими ни были перемены, время от времени сотрясавшие стройное здание государства и связанные со сменой правящих кланов, эти гвардейцы неизменно оставались в силе. Так при девятибалльном шторме океанская пучина пребывает в умиротворенном покое, и обитатели подводных глубин даже и не подозревают о разгуле яростной стихии на поверхности. Герасим Герасимович прослужил государству без малого пять десятков лет, пережил не одного руководителя того всесильного ведомства, которому посвятил лучшие годы жизни, но никакие шторма, ревущие на поверхности политического океана, не мешали ему вершить свое дело, востребованное во всякое время, при любом режиме.

Как ни странно, всю жизнь занимая высокие, хотя и не бросающиеся в глаза посты, он сполна осознал свою значительность, только уйдя в отставку. Потому что уход в отставку не означал для него ухода на покой. К Герасиму Герасимовичу не было приложимо выражение «отойти от дел». Отставник в течение последних полутора десятков лет, Львов вершил массу важнейших дел — если не больше, то во всяком случае не меньше, чем в годы государственной службы.

Когда ему вдруг позвонил некий Чижевский, назвался доверенным лицом Владислава Геннадьевича Игнатова и прямым текстом сообщил, что его шеф попал в крайне неприятную ситуацию и ему требуется срочное содействие, Герасим Герасимович снова поймал себя на мысли, что не зря полвека тянул нелегкую лямку в кремлевских и околокремлевских ведомствах. Груз опыта, связей и влияния, накопленный за все эти годы, обеспечил ему возможность считаться ценным консультантом в самых разных общественных кругах, в том числе и криминальных. Последнее обстоятельство его не только не коробило, но и даже переполняло тайной гордостью. Знаться с крупнейшими теневыми вершителями политической и экономической истории современной России — мало кто из знакомых ему людей мог бы похвастаться этим…

Львов встретился с Чижевским на своем излюбленном месте — на скамейке Тверского бульвара. Они проговорили всего минут пятнадцать и расстались вполне довольные друг другом. Чижевский был удовлетворен, ЧТОГерасим Герасимович оказался именно тем самым старым волком, который и впрямь был способен оказать решающее влияние на принятие многих важных решений, в том числе и щекотливого решения, касавшегося судьбы смотрящего России. А Львову понравилось то, с каким неподдельным пиететом отзывался о нем, со слов Игнатова, этот бывший полковник ГРУ. Ну и разумеется, понравилась Герасиму Герасимовичу семизначная цифра, которую упомянул на прощание Чижевский, обмолвившись о вознаграждении лично Львову в случае благоприятного для Игнатова исхода этого дела.

Герасим Герасимович раскрыл толстенную и невероятно потрепанную записную книжку, пролистал ее, открыл на букве М и быстро нашел нужный телефон.

— Николай Николаевич? Львов Герасим Герасимович…

Они встретились в бильярдном клубе, в котором несколько месяцев назад Львов предпринял осторожную, но не удавшуюся попытку поговорить с Игнатовым о перспективах его делового сотрудничества с новыми влиятельными людьми. Тот давний разговор состоялся по прямой просьбе Меркуленко, о чем Герасим Герасимович, разумеется, ни словом тогда не обмолвился Игнатову.

— Значит, теперь он сам к нам пришел? — не в силах скрыть торжествующей улыбки, произнес Николай Николаевич.

— Ну я бы так не сказал, — поднял седые брови Львов. — Он же не в курсе того, с кем я буду о нем говорить в Москве. Он знает только то, что я имею возможность оказывать влияние на очень влиятельных людей! — Он усмехнулся своему удачному каламбуру. — На вас, Николай Николаевич.

Меркуленко добродушно рассмеялся:

— Ну уж, скажете тоже! Мы люди маленькие!

— В России большие дела всегда вершат маленькие люди, — без тени иронии заметил Герасим Герасимович, доставая из старинного серебряного портсигара тонкую сигарку. Он раскурил ее, выпустил струйку ароматного сизого дыма и продолжал: — Так вот, Игнатов оказался, мягко говоря, в глупом положении. Уж не знаю, как так получилось, но, с одной стороны, он одержал очень важную для себя победу — нашел украденный общак.