Олег Алякринский - Я — вор в законе: Общак

— Он успел перевести деньги из Нассау? — быстро спросил Меркуленко.

— Не знаю, — пожал плечами старик. — Мне это не известно. Но во всяком случае, я уверен, что коли Игнатов настиг вора, то без добычи он от него не ушел.

— А что вор?

— Алик Сапрыкин утонул, — просто сказал Львов, скроив скорбную гримасу. — Но продолжу про Игнатова. Итак, он сумел так или иначе вернуть воровскую казну, которую сам в свое время увел на офшорные счета, в том числе и через концерн «Госснабвооружение». Но тут официальная машина вдруг сработала как никогда эффективно, и его арестовали в Америке по ордеру Интерпола, не сегодня-завтра Игнатова депортируют в Лихтенштейн, а в тамошнем суде уже пару недель пылится запрос нашей Генеральной прокуратуры, и эти самые многострадальные и с таким трудом добытые Игнатовым средства проходят в этом запросе как «грязные деньги», заработанные на нелегальной торговле оружием, причем «грязные деньги», отмытые через банки Андорры, Нассау и Лихтенштейна. Учитывая разгоревшуюся в Западной Европе оголтелую кампанию борьбы с отмыванием денег и принимая во внимание очень детальный запрос нашей прокуратуры, можно предположить, что господину Игнатову грозит минимум двадцать лет в лихтенштейнской тюрьме. Даже если допустить, что он сможет нанять лучших в мире адвокатов и они скостят ему срок вдвое, — это все равно получается десять лет.

— Ну а нам-то что? — вяло отреагировал Меркуленко.

— Как что? — вскричал искренне изумленный Львов так, что сигарка выпала у него изо рта. — Как что? Игнатов будет десять лет торчать в лихтенштейнской одиночке — и все эти десять лет пять миллиардов долларов будут болтаться неизвестно где, перетекая с одного счета на другой по всему миру, будут работать на кого угодно, будут приносить прибыль предприятиям Игнатова, разбросанным на трех континентах, в то время как эти миллиарды могли бы работать в России!!!

Меркуленко погрузился в долгое молчание.

— Мысль интересная, — наконец выдавил он. — Мысль и в самом деле очень интересная. Над этим стоит подумать. — Он опять надолго замолчал. — А он-то согласится… поделиться?

Герасим Герасимович чуть не подпрыгнул на стуле.

— Так, милый вы мой, я-то зачем вас позвал сюда? Это же его инициатива! Он в безвыходном положении!

— В безвыходном положении? — переспросил Меркуленко и широко улыбнулся. По всему было видно, что он уже принял окончательное решение. Единственно правильное решение.

Владислав лежал на койке в одиночной камере и смотрел в потолок. Он снова, как и несколько лет назад, находился в американской тюрьме. Но на этот раз с ним обращались подчеркнуто вежливо. Накануне с ним встретился какой-то чиновник по фамилии Колдуэлл — то ли из ведомства генерального прокурора, то ли из суда штата Нью-Йорк — и очень доходчиво объяснил, что у американского правосудия к нему никаких претензий нет. Однако претензии, и довольно серьезные, есть у небольшого европейского государства Лихтенштейн, которое две недели назад направило в Вашингтон официальный запрос с просьбой о задержании и принудительной экстрадиции господина Игнатова Владислава Геннадьевича. Варяг тотчас предъявил паспорт на имя Сучкова Сергея Петровича, но чиновник был непреклонен: он в свою очередь достал ксерокопию документа с грифом российской Генеральной прокуратуры и продемонстрировал ее Владиславу. Бумага, подписанная генерал-майором юстиции С А. Сергеевой, уведомляла все заинтересованные органы, что находящийся в настоящий момент за пределами России и объявленный в федеральный розыск Игнатов Владислав Геннадьевич пользуется украденными документами на имя Сучкова Сергея Петровича…

«Против лома нет приема», — невесело подумал Варяг. Такую бумагу могли сварганить скорее всего с подачи Урусова. Он обратил внимание на дату: 23 сентября. Совсем недавно. Странно, почему же все-таки генерал Урусов после таких долгих проволочек решил объявить в розыск и Сучкова? Значит, что-то у него лопнуло, значит, что-то не сработало… И он решил идти ва-банк. А может быть, генерал сам погорел — после того, как они с Сержантом разметали в клочья спецбригаду, посланную им в Нью-Йорк…

Перспектива оказаться депортированным в Лихтенштейн была малоприятной, мягко говоря. С Лихтенштейном и впрямь были связаны многие финансовые операции, проводившиеся Варягом не только по линии «Госснабвооружения», но и по другим каналам. В частности, через офшорные банки Лихтенштейна он проводил деньги для своих европейских компаний. Там наверняка накопилось немало «улик» об Игнатове. И теперь его влиятельные враги в Москве решили нанести ему самый чувствительный удар… После предварительной беседы с вежливым мистером Колдуэллом Варяг уяснил, что власти Лихтенштейна действовали в полном соответствии с международными правовыми нормами и уставом Интерпола и что суд над господином Игнатовым — Сучковым состоится, скорее всего, именно в Лихтенштейне и там ему светит от пятнадцати до двадцати лет.

Положение было крайне серьезным. Серьезнее некуда… Поэтому, воспользовавшись священным в США правом одного телефонного звонка после ареста, Варяг позвонил не своему нью-йоркскому адвокату Джерому Вайлю, а Николаю Валерьяновичу Чижевскому, потому что понял: если кто-то и сможет вырвать его из объятий американского… вернее, лихтенштейнского правосудия, так это люди в Москве — и далеко не адвокаты…

Международный разговор длился положенные две минуты, и за эти короткие минуты Варяг успел сказать главное — Чижевскому надо связаться с Герасимом Герасимовичем Львовым и в беседе с глазу на глаз сказать ему, что он, Владислав Игнатов, согласен сделать то, что Герасим Герасимович как-то весной за бильярдом уже предлагал ему сделать…

И вот теперь он лежал на американских нарах и считал минуты и часы, дожидаясь ответного звонка из Москвы. Времени было очень мало. Суд состоялся вчера, длился всего полчаса, и судья автоматом вынес приговор об экстрадиции. Адвокат Джером Вайль посоветовал Владиславу не вступать с судьей ни в какие дискуссии, потому что убедить в чем-либо американских судей невозможно, тем более что речь шла о чисто техническом решении — об экстрадиции российского гражданина по запросу российских же органов правосудия.

Ожидая завтрашнего путешествия в Лихтенштейн, Варяг молил госпожу удачу о милосердии. Больше всего его мучила мысль о том, что после долгой и кровавой, но все же успешно завершившейся охоты за похитителем обща-ка его ожидает страшный финал. Сколько раз за эти несколько недель он уходил от беды, играя в кошки-мышки с судьбой, но она мстила ему жестоко и больно, отняв у него несчастную Лену, причинив ужасные страдания беззащитному дорогому существу, дочке Лизе. Но он победил и на этот раз — неужели все его усилия, терзания и потери оказались напрасны? От пятнадцати до двадцати лет в тюрьме… Самые уважаемые российские законные воры так и сидели — по двадцать, по тридцать лет… Он лично встречал таких, как, например, Заки Зайдулла по кличке Мулла, с которым познакомился в Североуральской колонии у Александра Беспалого и который оттянул без малого шесть десятилетий за решеткой. Сев впервые в девятнадцать, Мулла так и провел всю свою длинную жизнь на зонах, там снискав почет и уважение зеков. Но удел Муллы отнюдь не мог устроить Варяга. Все-таки сейчас времена коренным образом изменились. И коронованные воры завоевывают себе славу не большими тюремными сроками, а большими делами. Ни в американской, ни в российской, ни тем более в лихтенштейнской тюрьме Варяг сидеть не был намерен. Ни двадцать лет, ни даже года.