Юлиан Бардин - Империя страха

Повозившись несколько секунд с замком, Иваныч включил зажигание, удовлетворенно отметив, что похитители побеспокоились о заправке: бак машины был полон.

Двигатель привычно взревел, демонстрируя полную готовность подчиниться воле хозяина, и машина плавно тронулась с места.

Куда ехать, он уже решил. Обратно на дачу нельзя — там наверняка его могут ждать, к жене тоже; и не потому, что они поссорились, а все по той же причине — там могли быть приятели недавних собеседников Ивана — Лехи и Ромы. Чижов направился в противоположный конец города, в Измайлово, где жил его близкий приятель.

До Ленинградского шоссе Иваныч добрался безо всяких происшествий. Развернувшись, он удачно проскочил на мигающий зеленый свет и устремился к Кольцевой, посчитав, что это самый близкий путь в это время суток.

Позади остались метро «Войковская» и «Водный стадион», слева промелькнула финская заправка «Аджип» — впереди показался гаишный пикет.

Сбавив скорость, Чижов влился в густой поток рвущихся за город автомобилей. И тут случилось невероятное: впереди раздался глухой хлопок, и машина ощутимо накренилась на бок — пробитое колесо зашелестело жеваной покрышкой по мокрому асфальту. Ничего другого не оставалось, как включить аварийку и прижаться к обочине.

Иваныч в сердцах сплюнул под ноги и вылез наружу. В другой ситуации его бы нисколько не огорчило столь малозначительное происшествие, но сейчас все нервы каскадеры были натянуты как струна. Вдобавок ко всему, к светло-желтым «Жигулям» приближался тучный инспектор с лейтенантскими погонами на широких плечах.

Делая вид, что не замечает гаишника, Чижов обошел тачку и открыл багажник, намереваясь вытащить запаску.

Здесь его ждало новое потрясение, и Ваня едва сдержался, чтобы не закричать от неожиданности — свернувшись калачиком, в багажнике лежал остывший труп того, первого нападающего, которого каскадер приголубил массивной пепельницей в своем доме. Короткие волосы трупа слиплись от свернувшейся крови, и сам он лежал точно в такой же бурой лужице.

А шаги тучного лейтенанта неумолимо приближались; казалось, еще секунда — и тот заметит необычное содержимое багажного отделения.

С почти искренней досадой Чижов резко захлопнул крышку и громко выматерился:

— Сука! Блядь, ну вечно так…

— Что случилось? — добродушно спросил инспектор, по-своему истолковав несдержанность Чижова.

Стараясь унять предательскую дрожь, Иваныч медленно обернулся к гаишнику и с нескрываемым раздражением в голосе произнес:

— Да вот, колесо проколол, а запаску оставил в гараже.

— Бывает, — по-свойски заключил лейтенант и хотел по привычке спросить документы.

Каскадер легко догадался о намерениях собеседника и решил идти в наступление привычным, давно проверенным способом:

— Слушай, командир, — рука говорящего демонстративно опустилась в задний карман брюк и в следующую секунду извлекла оттуда старенький портмоне, — может, присмотришь за тачкой, а я быстро.

В довесок к собственным словам, Иваныч наугад извлек из бумажника купюру и протянул ее гаишнику.

Профессиональным взглядом оценив достоинство банкноты, милиционер перевел взгляд на небогато одетого частника, затем мимолетным взором скользнул по ржавому железу потрепанной колымаги и спросил:

— Не много предлагаешь?

Только сейчас Чижов увидел, что держит в ладони стотысячную бумажку.

— Да, многовато, — сконфузился он, — перепутал. Так за «полтинник» присмотришь?

Лейтенант демонстративно отвернулся от Чижова и снисходительно произнес:

— Оставляй, никто ее тут не тронет, а деньги спрячь — они тебе самому пригодятся. — Инспектор медленно развернулся и зашагал прочь, направляясь к стеклянной будке поста.

Чижов мысленно перекрестился и поднял руку, привлекая внимание желающих подзаработать частников.

Спустя несколько минут он уже ехал на новенькой «Таврии», владелец которой оказался на редкость сговорчивым и словоохотливым попутчиком. Но Иваныч почти не разбирал слов, лишь изредка кивая головой, как будто внимательно слушал болтливого водилу.

На самом деле его заботили и волновали совершенно другие проблемы, от которых голова шла кругом, а к горлу подступила мерзкая сухость. Одной из таких проблем была оставленная у пикета машина, которую ему вряд ли суждено было вернуть назад.

Гвоздик мирно спал в грязной комнате старенькой коммуналки, блаженно разметавшись на смятой постели. Ему снились теплые, шелестящие волны моря, которого он, к слову сказать, никогда в жизни не видел; чудились длинноногие красотки, трепетно ласкающие его усталое тело, мерещились батареи первосортного вина, выставленного на огромном столе в окружении первостатейной закуски.

Сквозь дремотное сознание его слуха коснулась непонятная возня за дверью, а громкий треск напрочь лишил вора сна.

Юра даже не успел толком ничего понять, как перед его заспанными глазами возникли несколько дюжих фигур в бронежилетах и с автоматами наперевес.

— Не двигаться, милиция! — приказал властный голос, и для пущей убедительности его обладатель саданул парня прикладом по голове.

К слову сказать, Гвоздик и не пытался двигаться — настолько его парализовал неожиданный визит.

Получив глухой удар по лбу, вор откинулся на мягких подушках, ощущая липкую жидкость, скатывающуюся по впалой щеке. На губах появился соленый привкус крови, в голове зашумело. Он понял, что шутить с ним никто не собирается.

— Слышь, начальник, — обратился вор к своему обидчику, — у вас, что, так принято — звездюлями здороваться? И что это ты понагнал своих волчар, как будто решил залакшать беспредельного мокрушника?

— Заткнись! — рявкнул все тот же автоматчик и сопроводил свой приказ увесистым пинком в грудь.

Пытавшийся приподняться вор отлетел к стене и надсадно закашлялся.

Пока он справлялся с подкатившим приступом, опера профессионально упаковали его запястья в металлические браслеты.

— Ну ты даешь, начальник, — сквозь зубы процедил Гвоздик, — пинаешь меня, как Марадона мячик…

— Что-то наш клиент разговорился, — как бы про себя протянул старший группы захвата и выразительно посмотрел на подчиненных, — надо бы его угомонить.

Двое крепких парней, закинув за спины автоматы, проворно подхватили задержанного и рывком поставили на ноги.

Не успел парень как следует обрести равновесие, а здоровенный кулак, подобно многотонному молоту, обрушился на его ребра. Адская боль острым клином вонзилась в затуманенное сознание и вырвалась наружу диким криком.

Но Гвоздик сдержал в себе этот отчаянный порыв, боясь показать ментам свои муки. Он лишь приглушенно стонал, пытаясь изобразить на лице высокомерную улыбочку превосходства.