Юлиан Бардин - Империя страха

Лицо собеседника приобрело откровенно растерянное выражение. Казалось, что он лихорадочно ищет ответ на поставленный вопрос, боясь попасть впросак.

Неожиданно ему на помощь пришел водитель; вполоборота повернув голову к майору, он напомнил:

— Шеф говорил, чтобы мы сначала заехали за документами в морг шестнадцатой больницы. Вы не в курсе, к кому там нужно обратиться?

Антон безразлично пожал плечами и честно признался:

— Нет, не знаю. Мне таких заданий выполнять еще не приходилось.

Говоря все это, Лямзин вытащил из кармана пачку сигарет вместе с коробком спичек, но машину основательно тряхнуло на колдобине и коробок закатился под ноги. Антон резко наклонился вперед, стремясь подхватить спички еще до того, как они размокнут в налипшей к резиновому коврику грязи.

В эту секунду глаза майора скользнули по зеркальной поверхности бардачка, и он едва не лишился дара речи — сидящий сзади попутчик пытался накинуть ему на шею проволочную удавку, но промахнулся из-за чистой случайности.

Не задумываясь ни на секунду, Лямзин с разворота саданул водителю в ухо левой рукой, а правая тут же скользнула под полу куртки.

Удар получился слабым и скомканным, но шофер на какой-то миг потерял ориентацию в пространстве и на полном ходу влетел в высокий бордюр. Машина лишь на несколько секунд потеряла управление, продолжая двигаться дальше, но и этого хватило, чтобы мужчина, сидящий сзади, растерялся.

Правая рука Антона привычно обхватила ребристую рукоятку пистолета Макарова и продолжила свое механическое движение к неожиданному противнику.

Лямзину казалось, что он больше не управляет собственными движениями — все происходило помимо его воли и основывалось на природном инстинкте самосохранения, умноженном профессиональными навыками.

В тесном салоне автомобиля прозвучал оглушительный звук выстрела, и у двоих — Антона и водителя — заложило уши.

Третьему уже ничего заложить не могло: маленькая тупорылая пуля пробила его височную кость и огненной болью впилась в закипающий, разбрызгиваемый кровью мозг.

Голова мнимого выпускника четвертого факультета запрокинулась назад и стукнулась о мягкую спинку кресла — к обшивке потолка и велюровым чехлам автомобиля прилипли багрово-серые сопли того, что какое-то мгновение назад считалось человеческим мозгом.

Антон еще пытался осмыслить увиденное, а рука его автоматически развернулась к водителю, торопливо пытающемуся выхватить из-за пазухи оружие.

Указательный палец Антона плавно нажал на спуск, и тело нерасторопного соседа безвольно обмякло, оплывая в кресле.

Выглядывающая из-под серого пиджака девственно-белая рубашка стала медленно окрашиваться в рубиново-алый цвет немногим пониже правой ключицы. Из горла раненого хлынул обильный поток крови.

Пальцы мужчины в последний раз стиснули проволочную оплетку руля и медленно опустились на колени — их свело нервной судорогой.

Только сейчас Лямзин обратил внимание, что у обычного водилы руки сплошь покрыты грубыми, пожелтевшими мозолями, а у этого субъекта они были гладенькими и белыми, как будто он никогда в своей короткой жизни не поднимал ничего тяжелее вилки и ложки.

Пока в салоне звучали выстрелы, «Волга», никем, по сути дела, не управляемая, со всего маху врезалась в придорожный столб, огласив округу звоном разбитого стекла и громко завизжав пронзительным клаксоном, на который свалилось бездыханное тело «шофера».

От удара Антона швырнуло вперед, и он, лишь успев зажмурить глаза, пробил головой прочный лобовой триплекс — в ту же секунду майор потерял сознание, выпустив из рук теплую сталь табельного оружия…

Чижов остановил «извозчика» за несколько кварталов от нужного дома, щедро расплатился с владельцем новенькой «Таврии» и нырнул в одну из многочисленных подворотен.

Добравшись до кирпичной четырехэтажки на одной из Парковых улиц, Иваныч прошмыгнул в темный подъезд и замер перед дверью третьего этажа.

На звонок долго никто не открывал, но Ваня продолжал с маниакальным упорством насиловать несчастную кнопку. Наконец из квартиры послышался заспанный басок:

— Кто там?

— Паша, открой — это Иваныч, — на одном дыхании выпалил каскадер, желая как можно скорее укрыться в безопасном месте.

Щелкнули отпираемые запоры, и в дверном проеме показалась высокая фигура широкоплечего здоровяка.

Паша стоял в одних трусах, через резинку которых свешивался огромный живот, и недоуменно пялился на столь раннего визитера.

Его выразительная внешность, лицо с массивным двойным подбородком, мясистым носом и оттопыренными ушами являла собой резкий контраст в сравнении с худощавым обликом каскадера.

В этом тридцатипятилетнем тучном мужчине чувствовалась суровая надежность и обстоятельность во всем — от размеренных жестов до красноречивой мимики.

— Ваня, — искренне удивился хозяин квартиры, отодвигаясь в сторону и давая возможность Чижову пройти, — что случилось? У тебя такой вид, как будто за тобой черти гонятся.

— Где-то это так, — вяло отозвался каскадер и не преминул пошутить по поводу комплекции приятеля: — А ты все добреешь. В твоем возрасте люди начинают расти вниз, а ты вширь.

Паша лениво отмахнулся и слегка пригладил растрепанную буйную шевелюру:

— Какой там. Это, — он демонстративно похлопал себя по толстому брюху, откровенно куражась, — остатки былой роскоши. Жена совсем замордовала: сделай то, не делай этого, а чтобы нормально покормить любимого супруга — это никак.

Иваныч натянуто улыбнулся и без приглашения проследовал на кухню. Здоровяк покорно плелся позади гостя, шлепая по паркету босыми ногами.

— Кофе будешь? — Паша выжидательно уставился на товарища.

Устало проведя ладонями по осунувшемуся лицу, Чижов отрицательно качнул головой и в свою очередь спросил:

— Может, у тебя есть что-нибудь покрепче? На лице хозяина отразилось искреннее недоумение, и он неторопливо протянул:

— Вроде бы рановато для серьезных напитков. Но сейчас посмотрю.

В холодильнике нашлась початая бутылка водки и нехитрая закусь, состоящая из овощного салата и докторской колбасы.

Выставив все это перед гостем, Паша, отказавшись от предложенной дозы, вяло поинтересовался:

— Так что у тебя произошло?

Осушив стопарик до дна, Иваныч принялся обстоятельно посвящать друга в события последних суток, воздерживаясь, правда, от ненужных подробностей.

Когда Чижов закончил, Паша придвинул к себе запотевшую бутылочку и нацедил граммов сто в толстодонную рюмаху.

Ни слова не сказав, он проглотил обжигающий напиток, при этом даже не поморщившись.