Никита Филатов - Часы от президента

Пока же он готов драться до конца. И погибнуть, исполняя свой долг, но не имея по местным обычаям права помешать хозяевам района встретиться с Владимиром Александровичем.

– Мне очень жаль… Я вынужден отказаться.

Над собравшимися сгустилось почти физически, до вибрации ощутимое напряжение. Люди Шамиля, гости и хозяин замерли в ожидании.

– Он напоминает, что речь идет о восьми русских солдатах и одном старшем лейтенанте.

– Да, – кивнул Виноградов. – Но я тоже всего лишь простой офицер. И должен выполнять приказ.

– Ты боишься наказания там, у себя? Когда вернешься?

Владимир Александрович помедлил, ощупывая коленями зажатый под столом дипломат:

– Нет, пожалуй.

– Тогда, почему не хочешь? Девять против двух… А за тех корреспондентов потом ещё дадут денег, раз уж согласились.

– Мне очень жаль.

Помолчали. Неожиданно, что-то сказал старик в чалме:

– Он спрашивает: тебе действительно очень жаль?

– Да. Конечно.

Старик поднялся, вслед за ним встали остальные.

И каждый при этом старался не делать резких движений.

– Они зовут выйти во двор.

– Зачем? – Владимира Александровича прошибло холодным потом – от волос на голове, до ладони, стиснувшей ручку дипломата.

Кто их знает, может, по местным обычаям не принято убивать друг друга прямо в чужом доме? Чтобы хозяина не обидеть.

Шамиль понизил голос:

– Спокойно ты, слушай. Если что…

Он опять не успел закончить – мужчины один за другим прошли через коридор и спустились с крыльца.

Дворик перед калиткой при свете оказался Виноградову ухоженным, под стать дому. Никакого огорода – только «европейский» газон, деревья и увитая зеленью беседка. Прямо на камнях, у самого забора, в кампании бородачей из гвардии расположились двое незнакомых Владимиру Александровичу автоматчиков.

Обстановка здесь казалась куда более мирной, чем в комнате.

При появлении начальства увешанный оружием народ встал и вдоль дорожки образовалось некое подобие строя.

– Дальше что?

– Тихо. Стой.

Послышалась команда, и незнакомцы выволокли на всеобщее обозрение два продолговатых тюка.

– Смотри! – Велено было Виноградову.

Содрали мешковину, и Владимир Александрович увидел, что это не тюки вовсе, а двое мужчин со связанными за спиной руками.

Худые, стрижены почти наголо, с нездоровой кожей и мутными от удушья глазами: очевидно, обоих довольно долго продержали без свежего воздуха. У старшего на подбородке пробилась щетина, второй же – совсем мальчишка, лет восемнадцати.

Русские… Наши.

– Можешь поговорить.

– Зачем? – Сглотнул слюну Владимир Александрович чувствуя, как намертво впились в него взглядами пленные.

– Не хочешь? – Удивился Шамиль.

– Зачем? – Повторил вопрос Виноградов. Костяшки пальцев его побелели от фантастического желания с маху врезать ближайшему из спутников чемоданом в висок.

Тем временем, бородач с орденом спустился по ступеням. Подошел к замершему на коленях мужчине постарше:

– Видишь? Офицер! Иди сюда… – Это прозвучало по-русски, почти без акцента.

Виноградов подчинился.

– Здравствуй, брат. – Разговаривать сверху вниз со связанным человеком было неловко и стыдно, поэтому он присел.

– Здравствуйте.

– Малинин? Старший лейтенант? – Припомнил Владимир Александрович первую строку списка.

– Так точно, – голос у офицера оказался чуть хрипловатым. – Командир разведроты.

– Про тебя знают наши?

– Знают. Вроде бы…

– А почему до сих пор не выкупили?

Вопрос был идиотский, но пленный этого не заметил:

– Некому… Родных нет, а остальным плевать.

– Давно у них?

– С первой зимы.

Виноградов не знал, о чем ещё спрашивать. Поэтому он тронул собеседника за плечо и встал:

– Держись! Что-нибудь придумаем.

В это же время бородач нагнулся над вторым пленным и пятерней ухватил его за ухо:

– А твой как фамилия?

Нижняя губа мальчишки задрожала:

– Левченко…

– Домой хочешь? Скажи!

– Хочу.

– Вон, ему скажи… громко!

– Хочу! – Закричал от боли и страха солдат.

Бородач обернулся к Виноградову:

– Слышал?

Потом отпустил покрасневшее ухо и почти ласково выдохнул:

– А вот он не хочет, чтобы ты домой поехал, к маме… Попроси?

Мальчишка поднял на Владимира Александровича мокрое, неживое лицо:

– Пожалуйста… Пожалуйста.

Не зная, куда отвести взгляд, Виноградов посмотрел на крыльцо. Хозяин дома, Шамиль, охрана – все стояли молча, не шевелясь. И только старик в зеленой чалме покачивал головой.

– Ну? Что скажешь?

– Зря вы это все. Зря! Я сделаю все возможное, чтобы ускорить… чтобы привлечь внимание… Но сейчас – не могу.

– Не можешь?

– Мне очень жаль.

– Очень? – Собеседник положил растопыренную пятерню на макушку солдата. Затем молниеносным движением выхватил из-под куртки пистолет.

Никто не успел среагировать – ни Шамиль, ни его бойцы. Поэтому Владимир Александрович в полной неподвижности вынужден был наблюдать за тем, как ствол описывает дугу и упирается в затылок стоящему на коленях мальчишке:

– Смотри! – Хлопнул выстрел, и бледно-розовый фонтанчик обрызгал качнувшегося назад бородача.

Убитый обмяк и уткнулся окровавленным лицом в траву.

Больше выстрелов не последовало, и люди вокруг облегченно зашевелились.

Заговорил хозяин – сердито и возмущенно. Орденоносный командир пожал плечами и что-то ответил, пряча пистолет.

Очевидно, на этот раз все.

Долгих прощаний и проводов не было, но гости во главе со стариком уже направились по дорожке к выходу.

Гвардейцы тоже начали переговариваться нарочито громкими, радостными голосами, похлопывали друг друга по плечам, смеялись.

Шамиль снова замер между Виноградовым и собеседником.

– Эта смерть на тебе, ты понял? – перевел он, показывая на чемоданчик:

– И на этих деньгах.

Владимир Александрович промолчал.

Мимо провели пленного офицера в накинутом на голову мешке.

– Они будут убивать их по одному… Каждую неделю, по пятницам. Снимать на видео – и отдавать в программы новостей, иностранцам. Пока у России не найдется денег, понял?

Шамиль переступил через лежащее на земле тело, и от себя добавил:

– Они это сделают, да…

Пока оттаскивали за калитку труп, Виноградов вместе со всеми стоял во дворе. Потом беспрепятственно прошел в дом, поднялся наверх и в одиночестве сел на кровать.

За окном возник и удалился рев автомобильных двигателей.

Некоторое время Владимир Александрович тупо разглядывал прилипший к ладони чемоданчик – и в конце концов просто закрыл глаза.

Вряд ли Шамиль теперь вернет майору оружие…

Очень хотелось заплакать, но слез не было.

Не было вообще ничего, кроме чужой предсмертной боли.